Когда последняя связь встала на свое место, я откинулся на спинку скрипучего стула и посмотрел на часы. Три часа ночи.
То, что получилось, поражало воображение. Это был сверхпроводник, но такой, какого я не встречал даже в своем времени. Он мог работать при комнатной температуре, что делало его применение поистине революционным. Такой материал мог изменить все: от энергетики до вычислительной техники. С его помощью можно было бы создать сверхмощные магниты для термоядерных реакторов, невероятно быстрые компьютеры, поезда на магнитной подушке.
Я представил, как этот материал мог бы изменить мир. СССР мог бы совершить технологический рывок, обогнав все страны на десятилетия.
Но отступать было поздно. Я собрал все бумаги, аккуратно сложил их в папку и спрятал в сейф. Теперь оставалось только ждать утра и реакции Колесникова. Интересно, что скажет наш «гений», когда увидит решенную задачу?
Усталость навалилась внезапно, но вместе с ней пришло и чувство удовлетворения. Я справился. Можно искать место для сна.
Выбор был невелик: жесткий стул или не менее жесткий пол. Эх, роскошь советского НИИ. Устроившись кое-как на стуле, я закрыл глаза.
Разбудила меня Нинель. Ее голос, смесь удивления и раздражения, вырвал меня из объятий Морфея:
— Алексей Николаевич! Зачем вы так много работаете?
Я с трудом разлепил веки и поднял голову. Мир вокруг медленно обретал четкость. Нинель стояла надо мной, уперев руки в бока. Сегодня она сменила привычный строгий костюм на что-то более… интригующее. Черная водолазка и брюки так идеально обтягивали ее фигуру, что я, еще не до конца проснувшись, не нашел ничего умнее, как выпалить:
— Выходите за меня, Неля!
Эффект был мгновенным. Щеки Нинель вспыхнули, как два спелых помидора, а глаза округлились от удивления.
— Да что вы такое говорите! — воскликнула она, нервно теребя край водолазки. — Перестаньте нести ерунду! Скоро мы с вами будем безработными, о какой семье может идти речь?
Она тяжело опустилась на шаткую табуретку, стоявшую рядом с моим импровизированным спальным местом. Ее плечи поникли, а взгляд уткнулся в потертый линолеум на полу.
— Ну что, может, уже сдадитесь? — прошептала она так тихо, что я едва расслышал. — Я не выдержу еще шесть дней ждать увольнения! Я так нервничаю…
Я встал, чувствуя, как хрустят суставы после ночи, проведенной на жестком стуле. Попытался привести в порядок свои растрепанные волосы, но быстро оставил эту затею.
— А может, перейдем на «ты»? — предложил я с улыбкой, пытаясь разрядить атмосферу.
Нинель подняла на меня удивленный взгляд.
— А почему бы и нет? — неожиданно согласилась она. — Давай… давай на «ты». Все равно нам осталось работать вместе считанные дни.
Я схватил папку с решенными уравнениями, взял Нинель за руку и потянул к выходу из нашей каморки.
— Куда мы? — воскликнула она, пытаясь сопротивляться.
— Я готов! — ответил я, не уточняя, к чему именно.
Мы вырвались в коридор, заполненный утренней суетой НИИ. Мимо нас пробегали сотрудники с кипами бумаг.
Распахнув двери главной лаборатории, мы оказались в эпицентре научного урагана. Огромное помещение гудело как улей. Десятки ученых склонились над чертежными досками, что-то яростно обсуждая. В углу пыхтела новенькая ЭВМ размером с небольшой шкаф, окруженная толпой восхищенных инженеров.
— Из Ленинграда ответили! — донесся до нас возбужденный женский голос. Молоденькая лаборантка махала какой-то бумажкой. — Сказали, что все будет сделано в срок!
— Китай готов сотрудничать и обменяться с нами ресурсами! — выпалил запыхавшийся мужчина, вбежавший в лабораторию. Его галстук съехал набок, а на лбу блестели капельки пота.
Молодцы! Дело движется. Но стоило мне начать гордиться соотечественниками как я увидел его— нашу канцелярскую крысу. Колесников стоял у окна, с самодовольной улыбкой наблюдая за суетой в лаборатории. Рядом с ним маячил хмурый тип в сером костюме, слишком приталенном для обычного ученого. «КГБ». Я заметил еще парочку таких же типов — у входа и в дальнем углу. Они пытались слиться с толпой, но их выдавала военная выправка и настороженные взгляды.
Заметив нас, Колесников расплылся в ехидной улыбке. Он явно ждал момента своего триумфа.
— Ну что, — сказал он, когда мы подошли, — пора вернуться на учебу, студент? Или, может быть, к швабре?
Я молча протянул Колесникову папку с решенным уравнением. Он раскрыл ее, и я с удовольствием наблюдал, как менялось выражение его лица. Шок, недоверие, злость…, а затем, неожиданно, торжествующая улыбка.