Толик покачал головой:
— Рискованно. Мы не знаем, кто может быть связан с нашими… объектами интереса.
Но на четвертый день, когда мы уже начали отчаиваться, удача улыбнулась нам. В маленьком букинистическом магазинчике, заваленном старыми книгами, мы наткнулись на пожилого владельца, который, услышав о нашем интересе к геральдике, оживился.
— О, вы интересуетесь старыми гербами? — спросил он, поправляя очки на носу. — Знаете, есть одно место, которое вы обязательно должны посетить…
И мы посетили! Так мы оказались перед небольшим двухэтажным особняком на тихой улочке в пригороде Берлина, примерно у черта на куличках. Скромная вывеска гласила: «Частный музей геральдики доктора Клауса Вебера».
Облупившаяся краска на фасаде, заросший сорняками палисадник и покосившийся почтовый ящик создавали впечатление заброшенности.
— Ты уверен, что это то самое место? — с сомнением протянул я, разглядывая потрескавшуюся штукатурку.
Толик хлопнул меня по плечу и указал на адресную доску:
— Поверь мне, дружище, все сходится.
Мы поднялись по скрипучим ступенькам крыльца. Толик решительно нажал на звонок, и где-то в глубине дома раздалась мелодия.
Прошло не меньше пяти минут, прежде чем за дверью послышалось шарканье и недовольное бормотание. Наконец, дверь резко распахнулась, и на пороге появился хозяин дома.
Доктор Клаус Вебер оказался невысоким пожилым мужчиной с копной всклокоченных седых волос и пронзительным взглядом голубых глаз, спрятанных за толстыми стеклами очков. Его пиджак был покрыт разноцветными пятнами — от чернил до, кажется, горчицы.
— Чего вам? — проворчал он, недовольно оглядывая нас. — Если вы из налоговой, то я уже все заплатил! А если из этой чертовой риэлторской конторы, то можете передать вашему начальству, что я не продам дом, даже если вы предложите мне все золото Рейна!
Толик поднял руки в примирительном жесте:
— Нет-нет, уважаемый доктор Вебер, мы не из налоговой и не из риэлторской конторы. Мы здесь по поводу геральдики. У нас есть один интересующий нас герб…
— Геральдика? — фыркнул Вебер, и его кустистые брови сошлись на переносице. — Молодые люди, вы хоть понимаете, о чем говорите? Это не какие-нибудь рисуночки, а серьезная наука! Настоящее искусство! Вы хоть знаете разницу между щитом и полем? Между геральдической лилией и обычным цветком?
Я уже открыл рот, чтобы ответить, но Толик опередил меня:
— Конечно, доктор Вебер! Мы как раз большие поклонники древней немецкой культуры.
Глаза старика на мгновение загорелись, но он тут же нахмурился:
— Хм, поклонники, говорите? А ну-ка, отвечайте: какие цвета использовались в гербе Гогенштауфенов?
— Черный и золотой, — не моргнув глазом, ответил Толик. — Черный орел на золотом фоне. Символ имперской власти и божественного происхождения династии.
Я с трудом сдержал удивленный возглас. Откуда, черт возьми, Толик все это знает?
Доктор Вебер прищурился, разглядывая нас с новым интересом:
— Хм… может, вы и правда не совсем безнадежны. Ну ладно, заходите. Но учтите, — он погрозил нам пальцем, — если это какая-то шутка, я вызову полицию!
Мы вошли в дом. И если снаружи особняк выглядел запущенным, то внутри он оказался настоящей сокровищницей. Стены были увешаны гербами и штандартами всех эпох — от средневековых рыцарских гербов до имперских орлов Второго рейха. В стеклянных витринах лежали старинные книги и документы, а в углу гостиной гордо возвышался рыцарский доспех, который, казалось, помнил времена крестовых походов.
— Вау, — выдохнул я, вертя головой по сторонам. — Это же настоящий музей!
— А вы чего ожидали? — проворчал Вебер, но в его голосе проскользнули нотки гордости. — Детскую комнату с нарисованными щитами? Я посвятил этой коллекции всю свою жизнь!
Он провел нас в свой кабинет — небольшую комнату, заваленную книгами и бумагами.
— Присаживайтесь, — Вебер махнул рукой в сторону двух потертых кресел. — И показывайте уже свой таинственный герб. Надеюсь, ради него стоило прерывать мой послеобеденный сон.
Толик медленно достал сложенный вчетверо лист бумаги из внутреннего кармана пиджака. Он аккуратно развернул рисунок и протянул его Веберу.
Старик взял листок с видимым раздражением, словно ему вручили использованный носовой платок. Он надел очки, висевшие на цепочке на шее, и поднес бумагу к глазам, щурясь и бормоча что-то себе под нос.
— И это все, что у вас есть? — фыркнул Вебер, не скрывая презрения. — Детский рисунок? Я-то думал, вы серьезные исследователи, а вы… — он осекся на полуслове, и я заметил, как изменилось выражение его лица.