Всю ночь шёл снег. Да и сейчас мела позёмка.
Взлётные полосы были расчищены, и по бокам их возвыша лись аккуратные грядки рыхлого снега.
Генерал оглянулся на лётчиков. Они шутили, весело смеялись.
Врач Евгений Анатольевич Карпов, несмотря на хорошее на строение лётчиков, вглядывался в их лица, расспрашивал о самочув ствии.
Генерал Каманин посмотрел на часы.
— Пора! Все собрались. Прошу в самолёт… Время! — негромко сказал он.
— Мягкой посадки! — крикнул кто-то из провожающих. Убрали трап.
Зарокотали моторы.
Вокруг самолётов поднялась снежная пыль.
Один за другим лайнеры вырулили на взлётную полосу.
Вот самолёт, оторвавшись от земли, стал набирать высоту. Вслед за ним поднялись и два других.
Сделав полукруг над аэродромом, самолёты легли на курс.
…В Москве генерала предупредили, что он должен рекомен довать Государственной комиссии кандидата на первый полёт и его дублёра. И генерал непрестанно думал об этом.
За время подготовки космонавтов Николай Петрович хорошо изучил каждого. Он привязался к этим смелым, весёлым ребятам. И ему было очень трудно сделать выбор. Генерал сердился за это на себя и потому хмурился.
Вот сидит Павел Попович. Отличный лётчик-истребитель. Весел, находчив, любит шутку. И сейчас он рассказывает какую-то историю. Космонавты хохочут, а Попович поглядывает с невинным видом, словно это не он всех рассмешил: «Да что тут такого! Чего смеётесь?..»
Андриян Николаев. Родом он из Чувашии, с Волги. Как-то в полёте на его истребителе случилась неисправность. Он не покинул самолёт. Сумел справиться с машиной и посадил её на аэродром.
Вот Герман Титов. Вырос в семье учителя в далёком алтайском крае. Увлёкся авиацией, пошёл в аэроклуб. Поступил в авиаци онное училище, стал классным лётчиком. Решителен, по-деловому расчётлив.
Генерал Каманин вздыхает: «Так кто же? Кто?» — думает он…
Гагарин заглядывает в иллюминатор. Внизу — белые-белые за витки облаков. Встаёт солнце. И освещает их с такой силой, что больно смотреть.
Юрий закрывает глаза. Самолёт уже далеко от Москвы. Чем дальше они летят, тем явственнее приметы весны. Видны большие тёмные проталины. Поблёскивает вода, прорвав кромки льда по берегам озёр и рек. И снег уже не такой белый и пушистый, как в Москве… Леса, дороги, квадраты полей, деревушки…
Один посёлок у шоссейной дороги показался таким знакомым, близким. Совсем, как их Клушино.
Гагарин откинулся на спинку кресла. Милое Клушино! Родные места. Кажется, всё было так недавно!
ДАЛЁКИЕ ГОДЫ
На полу терраски жаркие солнечные пятна. Большая муха бегает по ним, что-то там ищет, щупает хоботком. Срывается. Улетает. Потом опять прилетает, садится…
На ступеньку крыльца взобралась белая курица. Косится крас ным глазом на Юру и быстро выговаривает: «Ко-ко-ко, ко-ко-ко». Красный хохолок её подрагивает.
Во дворе слышно: вжик-вжик, вжик-вжик… Это отец под навесом мастерит что-то для соседей.
Пахнет свежей сосновой стружкой.
Рядом — брат Валентин. Облокотился на верстак, глаз не сво дит с рук отца.
На спине отца — влажное пятно. Капельки пота смахивает он и с лица.
Разогнувшись, отец вышелушивает стружку из рубанка и по учает Валентина: — Вишь, сыровато дерево. Для столярного дела не годится. Сколотишь, а оно усохнет, пазы и разойдутся. И рубанок не берёт. Тупится лезвие…
Валентин канючит:
— Батя, дай попробовать, а? Дай. Одну сторону зачищу… Отец смеётся. Отдаёт рубанок. Прихрамывая, отходит от вер стака, присаживается на чурку.
— Не нажимай. Сильно-то не нажимай! Труднее ведь, — подаёт он советы сыну.
Достаёт кисет, ловко крутит цигарку. Оглядываясь, приглажи вает короткие волосы.
— Жарко. Ишь, нынче лето какое! Дождичка бы! Хлеба под нялись, а стебель тонкий ещё. Ему бы попить…
Юра сидит на верхнем порожке террасы. Сестра Зоя за столом усердно пишет в тетрадке. Она ходит в школу.
Юра поглядывает на сестру и вздыхает. Ждёт, когда Зоя освободится. Сестра учит его читать.
Берёт букварь, показывает на картинку. Каждая картинка — буква.
Две буквы — это слог. Слог да слог — слово. Ой, как интересно!
— Ну, гляди, — говорит Зоя, — ма-ма мы-ла ок-но.