Медицинское обследование закончилось. Гагарин явился за документами. В приёмной сидел его сосед по палате. Глаза у него были грустные.
— Вызывали? — спросил Гагарин, присаживаясь.
— Вызывали, — вздохнул капитан. — Симпатичный такой док тор. Говорит: на медицину не обижайся! Она — не враг человеку, а друг. Иди, говорит, летай, но не выше стратосферы.
Гагарин заволновался.
В дверь выглянул доктор, посмотрел на лётчиков.
— Гагарин? — узнал он лейтенанта.
— Так точно! — Гагарин встал и не выдержал, взмолился: — А у меня, как? А? Доктор?
— У вас всё в порядке! — улыбнулся доктор. — Для вас стра тосфера не предел!.. Можно — и в космос!
В ОТРЯДЕ КОСМОНАВТОВ
День начинался с часовой зарядки под наблюдением врачей, тренеров: космонавты выполняли специальные упражнения.
Потом они садились в автобус и их везли в научные институты, академии. Крупнейшие учёные страны читали им лекции. Лётчики должны были изучить устройство ракеты космического корабля и всех его приборов. Они должны были научиться ориентироваться в космосе по солнцу и звёздам.
В кабине корабля их ожидали тяжёлые перегрузки. Летая на самолётах, лётчики не раз испытывали их на себе.
Это в самолёте. А в ракете, которая, отрываясь от земли, преодолевает земное притяжение, перегрузки вырастут во много раз! Поэтому надо тренироваться, тренироваться…
И первый тренажёр — центрифуга. В её кабину помещают кос монавта.
Кабина вращается с большой скоростью. Чем быстрее, тем мощнее действуют силы, которые вжимают космонавта в кресло.
Но надо не только лежать, надо и работать. Перед космонав том висит табло. На нём зажигаются цифры. Их надо прочитать и сообщить.
Кабина несётся всё быстрее. Губы едва шевелятся, тяжесть наваливается на грудь, в голове мутится… А в наушниках голос:
— Как самочувствие?
— Н-нор-мально! — отвечает космонавт.
По показаниям приборов-датчиков, которые прикреплены к телу космонавта, врачи следят за состоянием космонавта.
Другой тренажёр — сурдокамера. Там — абсолютная тишина, как в космосе. Часами, сутками, неделями. Трудно землянину к этому привыкнуть. Он любит шелест листвы, крики птиц, журчанье ручья! Ляжешь в поле, закроешь глаза — а по звукам как бы читаешь жизнь природы! А тут — навалилась на уши глухая, непроницаемая, как вата, тишина. Во всей вселенной — ты один! Поневоле охватывает страх. Трудно не закричать, остаться спокойным…
Ещё в том необычном госпитале Гагарин подружился с Алек сеем Леоновым.
Вот и сейчас, отправляясь на тренировку, Леонов шутит:
— Помните, у Барто? «Мы с Тамарой — ходим парой…» Так и мы с Гагариным.
Юрий заразительно засмеялся шутке.
Кто-то из космонавтов оглянулся, заметил:
— Юра, а тебя точно не берут перегрузки. Ты только веселее!
— Кому как! — вступил в разговор молчаливый Андриян Ни колаев, — а я не выношу термокамеру! Вот где жара! Того и гляди испечёшься!
— Хочешь совет? — немедленно предлагает Гагарин. — Я что, например, делаю? Страсть париться люблю! Как мне в термока меру, собираюсь будто в баню…
— И полотенце с собой берёшь? — не выдерживает весёлый Попович.
— Мысленно, мысленно, — смеётся Гагарин.
— Выходит, Андрюше фантазии не хватает! А что, купим ему веник, ребята?
Раздался дружный хохот. Но когда наступила тишина, Андриян сказал:
— Смех — смехом, а трудновато. В атмосфере всё же легче летать. Всё знакомое, земное…