Большевики еще не проспались и ограничились посылкой конного отряда с батареей для восстановления связи с противником. Этот отряд и атаковал Хомутовскую. Других войск, наперерез хода армии, послано не было, что и спасло добровольцев. Большевики потеряли удобный случай для нанесения жестокого удара армии, не имевшей иного пути, как через линию железной дороги у станции Злодейской. Два броневых поезда, слева и справа, могли бы если не закрыть совсем пути, то, во всяком случае, нанести тяжелое поражение армии с таким обозом. Случай был потерян. Но с тех пор армия за исключением крайней необходимости не переходила железную дорогу днем.
В этот день впервые держал свой боевой экзамен и обоз. И надо сказать, выдержал его недурно. Обоз, по сравнению с армией, был огромный, около 500 повозок, и тянулся, при подборе, версты на три, а в конце перехода верст на пять.
Армия, не имея никаких баз впереди, должна была везти с собой все. По дороге нельзя было ни на что рассчитывать, так как настроение населения было неопределенным. Брать же силой, и тем еще более возбуждать против себя казаков, было бы недальновидным. На первых переходах возили с собой не только печеный хлеб, но даже зерновой фураж и прессованное сено.
Потом оказалось, что за деньги можно было получить эти продукты беспрепятственно, в особенности в более южных станицах. Но тогда свободных повозок все-таки не оказывалось, а приходилось число подвод все увеличивать и увеличивать, так как, с продвижением армии вперед, росло, к сожалению, и число раненых. Оставлять же раненых по станицам, как приходилось делать потом, считалось невозможным. Противник с невероятной жестокостью добивал всех, кто попадал в его руки.
Такой огромный обоз был, конечно, большой обузой для армии. Но он был бы мертвым ее камнем, если бы не представлял некоторых отличий от обыкновенного военного обоза. Все знают особый термин – «обозная паника». Такая обозная паника, в некоторых армиях, была даже причиной жестоких поражений, когда обезумевшие от страха обозы неслись на строевые части, сминали их, запружали и ломали на своем бешеном ходу мосты, гати и т. п. Сегодня все данные для паники, и не только для обозных, были налицо.
Противник под прикрытием ночи подошел к Хомутовской совершенно незаметно. Конное охранение прозевало. Лошади были заморены, и разъезды высылались неаккуратно, да и части жались к станице. Большевики подкрались почти к самому селению и сразу открыли сильный артиллерийский и пулеметный огонь. В станице еще спали. Полусонным людям все представляется в преувеличенном виде, и легко было бы ожидать прямо повального бегства обозных куда глаза глядят.
Ничего подобного не наблюдалось; наоборот, во всех обозах, кроме интендантского, замечалась лишь спешная запряжка и погрузка; но все свое имущество обозы вывезли, никаких крупных поломок не произвели и нигде дорогу не забивали. Только начальник интендантского транспорта, подполковник X., не дождался нагрузки своего обоза и уехал вперед, а без него некоторые грузы оставили, и пришлось потом досылать за ними подводы из Кагальницкой. В тот же день он был смещен с должности.
Порядок в обозе соблюдался потому, что за этим строго следили все власть имущие, начиная с генерала Алексеева. Генерал по болезни не мог ехать верхом и следовал с обозом. Затем и сами обозные состояли по большей части из казаков, видавших виды, и из гражданских чинов, служивших в армии. Там можно было видеть на кучерском месте и полковника с ранеными ногами, и профессора донского политехникума, и члена Государственной Думы. Вот подобным составом возчиков только и объяснялось то, что обоз, выросший потом до 1500 повозок, не задушил армию.
На этом же переходе генерал Корнилов показал, что он может быть не только любимым, но и строгим вождем. У ворот железнодорожной казармы доброволец режет петуха. Корнилов проезжает мимо.
– Стой. Откуда взял? Купил?
– Никак нет, Ваше Высоко-ство.
– Что? Украл? Ограбил? Арестовать и под суд.
А доброволец был занятный. Красавец собой, безумно храбрый в боях, он известен был еще и по своему подвигу во время московского восстания. Пулемет, направленный от храма Христа Спасителя на Пречистенку и запиравший подход с этой стороны к Кремлю, бездействовал. Всех, кто пытался подойти к нему, сейчас же убивали. Офицер, сегодняшний грабитель, все-таки бросился к пулемету и хладнокровным, метким огнем отогнал нахлынувшую было толпу большевиков.
Офицер этот была дочь титулованного генерала – женщина-прапорщик, говорившая о себе всегда в мужском роде. Бросились к командующему и умоляли отменить приказ. Корнилов был непоколебим.