– Я могу хоть чем-то помочь?
– Главное, береги себя. Для него это очень важно. Ты же знаешь, как много значишь для него.
– Конечно.
– Ну, вот и постарайся ради папы.
Я кивнул и пошёл на выход. Меня ещё никто не гонит, можно было бы и остаться подольше. А что толку, всё равно он ни слышать, ни говорить пока не может. Выходя от папы, я услыхал, разговор где-то за стенкой. Один мужчина крайне раздражённо, а другой растерянно:
– Они, что, у тебя на диване всё это время так и просидели?
– А куда ж их девать?
– Обалдел, что ли, совсем! Не понимаешь, кто это?
– Понимаю, но...
– Очисти срочно весь этаж, чтобы никого кроме них здесь и духу не было, понял?
– Да, но пациенты.
– Решим с другими пациентами. А эти – хотят тут поселиться, пусть живут. Пусть хоть до седьмого колена все родственники переезжают. Если надо – мы им весь корпус освободим. Тут же всё его собственность, и мы с тобой в том числе, неужели не догоняешь?
Мне стало неприятно. Как только папе будет получше, обязательно буду домой уезжать на отдых. Надеюсь, лечить они его стараются не за страх, а за совесть, врачи, всё-таки. Ко мне подошла красивая высокая женщина в коротеньком халатике. Блондинка с крупными чертами лица, чем-то похожая на Ярослава, положила ладонь на спину.
– Тебя Коля зовут? Пойдём, я тебе покажу, где отдохнуть можно.
– А Митя где?
– Он тоже лёг уже, пошли.
Оставшись один, я посмотрел на часы – половина пятого. Разбудить Надю, или не стоит? Разбужу, пожалуй, нечего дрыхнуть, когда тут такие дела.
– Это я.
– Угу, чё стряслось?
– У папы обширный инфаркт. В больнице лежит в тяжёлом состоянии.
– Сейчас одеваюсь, говори адрес!
– Не надо, что ты.
– Как не надо? Надо. Говори, пишу.
А что? Действительно неплохо, если она сейчас будет рядом.
– Подожди немного, я попрошу Петровича за тобой заехать.
– Окей. Ну всё, я одеваюсь. А, погоди! Хочешь, мама тоже приедет? Поможет ухаживать.
– Нет, что ты! Он в своей клинике, тут очень все стараются.
– Ладно, посмотрим.
Видимо, я отрубился на какое-то время, потому, что смутные тягучие виденья мои прервал окрик знакомым голосом:
– Спокойно, девушка, я родственница самого́!
Вскочил моментально и поспешил на выручку «родственнице». Она обняла меня крепко, пригладила волосы.
– Ну что тут, как?
– Пока ничего нового. Папа в тяжёлом состоянии в реанимации.
– Да, условия тут шикарные, сразу видно. Не то, что бабка моя помирала в гадюшнике.
– Знаешь, мне от этого не легче.
– Понятно дело. Испугался, котёночек мой? Она снова полезла обниматься. Я отстранился, стал рассказывать, как влез на мёртвого папу верхом и давил ему на рёбра, как мог.
– Ты даёшь! Я бы так не смогла.
– Зная тебя, ещё лучше бы смогла. Ладно, пошли ко мне, у меня тут теперь своя комната.
– Круто.
– Ага, во всём отделении кроме нас никого.
– Вообще?
– Врачи, медсёстры. А пациентов всех перевели.
– Ништяк!
Я прилёг на кровать, поджав коленки, так как сил никаких не осталось. Надя сначала села на стул напротив, потом поколебавшись, примостилась рядом со мной. Пришлось подвинуться и ноги разогнуть.
– Мама сказала тебя пригласить, чтобы ты пока у нас пожил.
– Не могу. Олеся обидится.
– Я так и думала.
– Надь!
– М-м?
– Не рассердишься?
– Нет, – ответила она с готовностью, и только потом добавила, – на что?
– Дай мне, пожалуйста, сисю пососать.
Она поспешно стянула свитер сразу вместе с футболкой и лифчиком. Обнажила свои остренькие грудки и буквально запихнула одну из них мне в рот. Пока я сосал, она, обхватив, ногами моё бедро усиленно тёрлась об него, тяжко и хрипло дышала. Мне вспомнилось, как дышал во время приступа Аркаша, но я эту мысль затолкал подальше в подсознание. Минут через несколько она блаженно застонала и прекратила тереться.
– Хочешь, я тебе тоже кое-что пососу?
– Не знаю.
– Давай! Хорошо будет!
Она сползла пониже, по-хозяйски вытащила его наружу. Я смутился:
– Он спит.
– Сейчас разбудим. ... Ух ты! Классненький какой!
Я постарался расслабиться и не думать о плохом. Довольно скоро он стал толчками выбрасывать из себя семенную жидкость, Надя и тогда изо рта его не выпустила, а я почувствовал острое... нет, не наслаждение, нечто слегка болезненное, слишком сильное, чтобы быть приятным и ... не знаю, как передать, но если это был тот самый оргазм, то ничего особенного. Не понимаю, от чего все так с ума по нему сходят.