– У меня автобус опоздал. Думаю, всё равно первая пара началась, чё-то как торкнуло меня, зайти да пошустрить там, разведать, что к чему. Нет, ну мама явно была права. Спрашивать бесполезняк полный. Она, главно, меня предупреждала, а я думала умнее всех, блин. Ни хрена никто не будет тебе говорить. Уроды! Главно дело, сами ещё начинают доматываться: кто, да что, да зачем. И все посылают только…
Вот оказывается в чём дело! Опять незаслуженно её заподозрил. Просто добираемся-то мы до учебы по-разному: меня на машине подвозят почти к самому зданию, и я через ближайшую к колледжу проходную вхожу. А она приезжает на автобусе, заходит через дальние ворота, а потом идёт ещё по всей больничной территории. Вот на неё по дороге вдохновение и снизошло. А я-то уж незнамо что себе нафантазировал: у них уже свои отношения, своя, никак со мной не связанная жизнь. Впрочем, одно другому, ведь, не мешает. Зашла по вдохновению, а дальше пошло-поехало. Я сейчас только понял, как ждал, надеялся, что станет она меня уговаривать, и я поддамся, и будет повод увидеть его, поговорить, а потом оправдаться, что не мог не пойти. Теперь всё кончено. Теперь действительно можно не ходить никуда, ведь Надя его уже навестила. Сердце моё заколотилось, щёки запылали, и как-то неприятно заныло внутри.
– Огнестрельное, прикинь!
Господи, да я же всё прослушал. Что она там болтала? Так и не понял, то ли выведала где он, то ли случайно на него наткнулась. Ладно, теперь уж не важно. Рассеянно повторил:
– Огнестрельное?
– Ты меня слушаешь вообще? Ему прострелили ногу! Охренеть! Он главно, в десантуре два года отслужил невредимый, оттуда в милицию пошёл, ещё три года в УГРО, тоже ни царапины, и надо было уволиться, чтобы в мирное, блин, время, средь бела дня прострелили ногу!
Ничего себе! Как Надя выражается, охренеть! Он столько ей уже успел поведать. И милиция и десантура. А я ни при чём.
– У тебя живот, что ли, болит?
– С чего ты взяла?
– Да ты какой-то, то красный, то вон бледный. Не слушаешь меня ни фига. В туалет хочешь?
– Нет.
– Я тоже, кстати, хочу. Ладно, пошли по тубзикам, и на урок. Всё равно тебе не интересно. Я тут распинаюсь, как дура, а ты в отключке.
– Мне интересно. Подожди!
– Пошли, пошли. На горшок и к знаниям!
Следующая пара, как раз, моя нелюбимая химия. Надя-то к знаниям вон тянется, пишет. А я? С ума схожу потихоньку. Десантник, милиционер. Вот откуда такие мускулы. Это вам не стриптизёр и даже не бодибилдер. Настоящий мужчина. Воин. Нет, Митенька, всех поголовно ты не соблазнишь, и не мечтай. Такого, как он – ни за что. Интересно, понравилась ему Надя? И как она себя с ним держала? Как со мной, как со всеми, или иначе? Я знаю, грубость у неё напускное, маска. Конечно, не станет она грубить при таком парне. Не выдержал, наклонился к ней, шепчу:
– Ты ещё пойдёшь?
А она мне, чуть ли не в слух:
– Куда? В туалет?
– Издеваешься?! В больницу.
Она как давай хохотать. Я чуть под парту не залез. Думал, нас сейчас выгонят. Не выгнали, но назвали сладкой парочкой и рассадили. Я покорно перешёл на другое место. А всё-таки, пойдёт или нет? И позовёт ли с собой? И если позовёт, ведь надо признаться, я очень хочу, чтобы позвала, идти, или нет? Эх, кого я обманываю? Не то, что пойду – побегу со всех ног. К чёрту всё. И Митины теории и Аркашины предубеждения и мои благие намеренья. Я хочу его видеть. Его плечи, руки, глаза. Хочу сидеть у его постели и слушать, раскрыв рот, истории о том, как он в армии служил. И мне больше ничего не надо. Разве я посмею сунуться к нему с лаской или поцелуями? О, как сладко было бы его целовать! И гладить волосы, спину, лицо, как сегодня во сне… Звонка не слышал – провалился в грёзы. Очнулся от того, что Надя кричит. Вернее просто от того, что кто-то кричит, не сразу понял, что это Надя. Каким-то визгливым, совершенно неестественным голосом.
– Что ты сказала, сука, повтори!
И не успел никто опомниться, она набросилась с кулаками на одну из наших девчонок. Та визжит, отбивается, как может, а Надя, серьёзно так, её колотит. Химичка испугалась: «девочки-девочки», «перестаньте-перестаньте» – какое там! Несколько человек их кинулись разнимать – бесполезно. Надька прямо озверела. До меня не сразу дошло, что нужно вмешаться. Ухватил её сзади за локти, стал оттаскивать.
– Пусти, я убью её, суку!
Вывернулась и меня ещё по уху огрела. Тогда только успокоилась.
Прибежал охранник. Надю отволокли к директору. Потом ту девочку пригласили, и половина группы двинулась в том же направлении. Меня все спрашивают, что случилось, а я не то, что ответить, вообще опомниться не могу. Из разговоров возле директорского кабинета, худо-бедно выяснилось, что та девица, когда меня отсадили, что-то обо мне сказала, или о наших с Надей отношениях, какую-то, вроде бы, гадость. Минут через пять в кабинет стали вызывать свидетелей, но меня почему-то не пустили. А ещё минут через двадцать, та девочка вышла вся красная, с огромным фонарём под глазом и злобным выражением лица. Подружки к ней кинулись: «ну что?!»