В архивных записях местной библиотеки, случайно наткнувшись на координаты одного из подобных мест, заметил, что никакой официальной информации, кроме констатации факта существования урановых рудников, погибшем количестве людей, больше ничего не значилось. Меня заинтриговала данная “игра в молчанку”, так как по остальным десяти-двадцати эпизодам сведений было вполне достаточно.
Пытаясь найти хоть какие-нибудь данные о заинтересовавшем районе, я обратился к старому приятелю времен школьной скамьи, который работал в конторе, перенявшей “замечательные” традиции и, соответственно, архивы известной структуры НКВД – КГБ. Он охотно помогал мне в творческо-документальных поисках различных археологических ориентиров, предпочитая неплохой коньяк. Не обделили мы друг друга и на этот раз. Всё в мире весьма просто.
Полученная запыленная папка, залитая непонятно чем лет этак тридцать назад, с пожелтевшими страницами и жеваными краями, произвела на меня серьезное впечатление.
На самом деле, в ней было мало чего, кроме цифр и комментариев, относительно ресурсов (исключительно человеческих) поступавших на создание ядерного щита нашей страны… Родина явно не считалась с их количеством… А вы знаете, что значит таскать урановую руду голыми руками? Свеженькую, с пылу-с жару, добытую из недр, как солнца миниатюра, льющая в разные стороны веселенький коктейль из смеси жестких излучений. Человека хватало максимум на неделю. Тех, кто работал на фабриках – того меньше.
Я сразу представил живописные пейзажи этого “курорта”… Имена, имена, имена. Прибыл человек, нет человека. Настоящий конвейер смерти. Тогда меня там не было, и сейчас я хотел это срочно исправить…
Что действительно зацепило внимание – мятый выцветший листок небольшого доклада начальника лагеря, сообщающий о результатах поиска, разбившегося в окрестностях самолета. Искали его несколько месяцев. Но, поиски среди лесов, болот и сопок, не зная даже приблизительного места падения – весьма затруднительное дело. Короче говоря, ничего они не нашли, да и лютый враг в лице капиталистов-империалистов не дремал. Стране нужна была первая “ядреная” бомба, ее триумф ковался здесь. Урановые будни продолжались…
2005 год. Отправляясь к поселению урановой колонии у меня не было надежды хоть что-нибудь там найти… Но, отказаться от такого мероприятия был не в силах.
Итак, середина мая, указанного выше года. Я в качестве проводника сопровождаю одну из групп японских туристов, которые часто организованными толпами колесили по колымским дорогам в поисках приключений на собственный зад. Подписался на это бесплатно, только бы добраться куда надо. Дальше с ними возился водитель. На 66-ом доехали до предполагаемого поворота, разбитой дороги, ведущей к общей могиле политзаключенных и лагерю. Я прочел общественности небольшую лекцию о сталинизме и что-то о системе лагерных режимов. Переводчица бодро щебетала за мной. Закончив короткую речь, не прощаясь, вывалился из грузовика. Судя по реакции коллектива, японцы поначалу хотели рвануть со мной, но имевшиеся у них дозиметры уже зашкаливали, издавая неприятный треск. Испуганные желтолицые укатили в “горбатое солнце”, к единственному поселку в окрестностях. Всего пятьдесят-шестьдесят километров и можно за собственную “зелень” слушать сказки местных о двухголовых медведях, четырехглазых свиньях и шестипалых курицах. Одним – впечатлений на долгую память, другим – недельный запой. Все счастливы.
Люди, живущие в окраинах, не много знали про лагерь, считали его местом проклятым и обходили стороной. Здесь практически никто не бывал. Радиация – страшный товарищ.
С собой у меня был только спальный мешок и рюкзак с самым необходимым. Фонарь, охотничий нож, компас, несколько пачек сигарет, два пакета молока, тушенка… Наивное представление о молоке, как значительно уменьшающем радиационное воздействие на мой неокрепший организм, успокаивало слегка расшатанную нервную систему. Я знал, что местный радиационный фон не причинит серьезного вреда, если находиться в зоне не более четырех суток и избегать так называемых “критических точек”, т. е. водных “отстойников”, зданий фабричных переработок, открытых пастей шахт, гор отработанной руды… Жить буду еще долго и счастливо, пусть даже отхвачу приличную дозу …
…Сложно понять себя, когда намеренно идешь в самое пекло. Неизвестно, зачем?
Далеко влево от основной трассы, пробиваясь сквозь непролазные дебри, начинался лагерь… Первый день бессодержательного шатания по распаханным как огороды сопкам был мало занимателен. Обувь заключенных, вырезанная из автомобильных покрышек, много обуви. Очень много. Фигурная вырезка. Особенно удобно ходить в резине при минус 50°С. Рекомендую. Черенки лопат любых калибров, печки-“буржуйки” – преимущество надзирателей, какие-то тряпки, обрывки всевозможных документов, стреляные гильзы, человеческие кости… Я обошел почти весь комплекс “строгого режима”, был на остатках метеостанции, посетил “женский сектор”, казармы солдат и офицерские корпуса… Воздух здесь был совсем иной, гробовая тишина… Он вселял страх… Хуже воздух только в Припяти. Депрессия, охватившая каждый миллиметр тела, разродилась дрожью, когда я вышел из своей первой Зоны.
…Дрожь навсегда вонзится острыми когтями, после участия в неудачной экспедиции к остаткам саркофага ЧАЭС и месту второго взрыва. Впрочем, это было гораздо позже…
Выйдя к дороге, я расстелил спальный мешок недалеко от обочины и заснул мертвым сном. Мне было глубоко наплевать, что на десятки километров ни одной живой человеческой души или, что меня, к примеру, сожрет какой-нибудь медведь-людоед. Изредка проезжающих грузовых автомобилей, которые на миг освещали дальним светом фар место ночлега, я тоже не слышал. Так крепко спал…
Второй и третий дни также не были отмечены ничем выдающимся, если только не потеря фонаря. Я уже отчаялся найти ответы на вопрос: что я здесь делаю? Решив дополнительно обследовать окрестности, на предмет нахождения неизвестных построек, побрел вглубь за пределы “строгого режима”.
Шел около часа. Перевалив через остроголовую сопку, спускался с довольно крутого выступа скалы, размышляя над смыслом бытия и необходимости горячего душа. Неожиданно оступившись, подвернул ногу и кубарем покатился вниз по камням. Потерял сознание. Очнувшись от жуткой боли в районе пояснице, сел на колени, закатив голову назад. Сломал нос, выбил передний зуб, свез губы, левую бровь, подбородок. Долго не мог прийти в себя. Голова раскалывалась от сильного удара, будто мне в нее с разбегу, бутсой заехал длинноногий футболист, когда я находился в позе собирателя кореньев. Почему-то я был в состояние представить только это. Ветка стланика над разбитым лицом напоминала лапу огромного медведя, учуявшего свежую кровь. Я не мог сфокусировать на ней свое зрение, все было словно в тумане. Сотрясение тяжелое.
Так прошло минут двадцать. Я был еще не в силах опустить голову, однако уже понимал, что сижу не на земле, а на каком-то плоском металлическом предмете… Крыло небольшого транспортного самолета…
…Мало кто знает о стоимости помощи коалиции союзников советам во времена самой кровавой войны двадцатого столетия. Все было безвозмездно? Рассказы для простачков. За технику, оружие, боеприпасы, медикаменты и прочий актуальный по тем временам товар, Советский Союз платил девственно чистыми слитками золота… Главным образом, оно уходило в США. От уральских гор, через пол страны нескончаемыми воздушными караванами “золото партии” направлялось к берегам Аляски, сыплясь драгоценным дождем на протяжении всего маршрута. Сколько транспортов терпели крушение по пути в силу технических проблем, плохих метеоусловий, иных факторов, трудно даже предположить. Засекреченность операций на высочайшем уровне, посвященность в детали лишь ограниченного круга лиц, исключали любую возможность открыто вести поиски груза. Что-то находили, что-то нет. Шансы обнаружения абсолютно всего, что было утеряно, равнялись нулю…
…Настоящий клад… Я мог бы запросто купить на такие деньги небольшой островок где-нибудь в Атлантике, валяться в теплом песочке, укрывшись тенью пальм, потягивать коктейль, наслаждаясь безмятежностью протекающей жизни…
Это меня совсем не вдохновляло, как и остальные идеи подобного плана. Сбив замки с первого ящика, увидев яркий блеск желтовато-белесых кирпичиков – я одновременно понял все: предназначение и отведенную мне нишу в этом мире, глубину вечности и ощущение неизбежности подстерегающей смерти…