Внезапное желание возникло во мне сразу же после снятия рюкзака.
– Мне нужно отлить, – весело сообщил я компаньонам и, развернувшись, отправился к ближайшему крупному валуну. Сквозь гугли я внимательно осматривал окрестную территорию по пути своего следования. Чисто.
Достигнув валуна, я скрылся за ним и принялся облегченно опорожняться. Какое счастье!
С покинутого мною места послышалась какая-то возня, негромкие голоса капитана и полковника. Судя по интонации, они завели спор. Черт бы их побрал! Как дети малые, право слово!
Окончив процедуру опустошения мочевого пузыря, я застегнулся и быстрым шагом направился обратно. Надо же утихомирить Тихомирова… и Шейлза заодно! Моим глазам предстала неприятная картина. Оба военных стояли друг напротив друга, высверливая взглядами в сопернике гигантские дыры, и грубо ругались.
– Эй, стойте вы.., – начал было я, но замер на полуслове. Капитан резким движением выхватил откуда-то из-под куртки оружие – нейтрализатор, – и направил его в лицо Шейлза. Полковник чуть отстранился и медленно приподнял руки. Я обомлел. У Тихомирова был нейтрализатор. Нам предложили это оружие – на всякий случай, – но мы решили от него отказаться. Нейтрализатор не причиняет вреда зонным тварям, но способен временно выводить из строя человека. А при большой мощности и вообще навсегда лишать его разума. Мы отказались брать с собой это оружие, дабы не было соблазна его использовать. Зона, как-никак. Мало ли кому что может взбрести в голову?
Но у капитана был именно нейтрализатор. Боже, да он с самого начала не доверял никому из нас! Иначе зачем он втихомолку протащил сюда это оружие?
– Со мной это не пройдет, – зло вещал капитан. – Ты убил их обоих, одного за другим. Сначала нарушил функции мимикрии биокостюма у Георгия, затем Матвей… Я знал, что доверять тебе нельзя. – Капитан повернулся ко мне, одновременно вытаскивая второй рукой плазмомет и направляя его на меня. – И тебе тоже доверять нельзя, не правда ли?
Сердце мое ушло в пятки. Это был финиш. Если русский выстрелит – мне конец. Что-что, а на человека действие заряда плазмы являлось сокрушительным.
А затем все словно замедлилось. Полковник шелохнулся, вероятно в попытке выбить оружие из рук капитана, Тихомиров дернулся, отводя от меня взгляд. Его рука всколыхнулась, выпуская заряд плазмы в мою сторону, но прицел уже оказался сбит, и я увидел, как смертоносный сгусток пролетел рядом со мной, не коснувшись. Инстинкты рванули мое тело прочь, и я устремился назад – к валуну, – благо до него было всего два шага. Раздался выстрел нейтрализатора – легкий характерный щелчок, – и я, усевшись на корточки, скрытый со спины каменной глыбой, принялся лихорадочно отсоединять с пояса плазмомет. Легко я мятежному капитану не дамся! Затем послышался выстрел. По глухому щелчку я определил, что мощность нейтрализатора в этот раз была поставлена на максимум. Это могло означать лишь одно – полковника больше нет. И, судя по когда-то слышанным мною слухам об этом оружии, даже тело полковника теперь было расщеплено на молекулы.
Холодный пот струями стекал по лицу. Руки тряслись, но я все же был готов пусть всего лишь один раз выстрелить. И я постараюсь не промахнуться…
– "Чахлый", – услышал я в наушнике голос… полковника Шейлза! Но как? Вскочив с места, я радостно выскочил из-за валуна. На земле лежала груда, в которой угадывался человеческий труп, а чуть в стороне, на коленях, стоял, покачиваясь, Роджер Шейлз в надорванной куртке. Он казался таким неестественно жалким.
– Полк… Роджер, ты жив! – воскликнул я, не веря своим глазам. Шейлз поднял на меня взгляд своих карих глаз, и я заметил, как они слегка увлажнились. Но…
Сделав вид, будто не заметил его проявления чувств, я помог американцу подняться на ноги. Он сделал это! И капитана больше нет. Как это ни прискорбно, но я радовался такому исходу, сознавая, что весь ужас остался позади.
Ни говоря ни слова, мы быстро забрали рюкзаки, подобрали оружие и двинулись прочь. Не хотелось оставаться рядом с трупом предателя…
* * *
Полковник Шейлз сломался. Он бездумно передвигал ноги, ступая вслед за мной, откинув прочь бдительность и осторожность. Мы шли уже минут десять после небольшого ужина вдвоем, на котором он так и не проронил ни слова, безучастно кивая на все мои вопросы. Взгляд его глаз, опущенных вниз, казался потерянным. Что повлияло на него? Страх, недоверие? Или, может быть, нежелание принимать происходящее таким, какое оно есть? Немудрено, ибо все его коллеги-спецназовцы погибли. Как мог он ожидать подобного исхода?
Я тоже с трудом верил во все это. И тоже был подавлен. Вот только я еще сохранял трезвость ума, в отличие от полковника. Иногда он что-то бессвязно бормотал, самому себе задавая вопросы и отвечая на них. Я надеялся, что краткий ужин вернет его к реальности, образумит… но нет.
Скоро на горизонте показалась станция. Мне было уже все равно. Я знал, что теперь Зона бессильна. После стольких жертв она не посмеет остановить нас. Да и не сумеет, пожалуй.
После ядерного взрыва станция уже не была таковой в полном смысле этого слова. Над землей возвышались лишь покореженные и почерневшие останки величественного сооружения. Выжженная на многие километры вокруг земля до сих пор пахла гарью и копотью. И радиация здесь, пожалуй, на порядки превышала норму. Радовало одно – мы пришли.
Самым удивительным и невозможным казалась практически полная нетронутость подземных строений станции. Взрыв, который должен был разнести все внутри, оставил на стенах лишь грязь и гарь, да еще часть стен рухнула. При этом множество коридоров осталось спокойно проходимыми. Зона, чтоб ее…
– Это ты виноват, ты предал, – неожиданно произнес полковник. Я обернулся и увидел, что его трясущиеся руки потянулись ко моему горлу в попытке обвить его скрюченными пальцами, а бегающий полоумный взгляд просто удручал. Я вырвался из неумелых объятий, перехватил его руки и свалил полковника на землю, прижав своим телом. Днем ранее за такой прием над Шейлзом я мог бы гордиться собой. Но сейчас это просто удручало.
– Уймись, Роджер, – попытался я отвлечь его. Страх слишком сильно сковал полковника. Он прекратил свои попытки. Я отпустил американца и поднялся на ноги.
– "Чах"… "чахлый"? – голос американца дрожал. – Прости. Я… думал, это он.
– Пора идти, полковник. И оставьте ваши нападки.
Остаток пути прошел без каких-либо приключений; мое доведенное до автоматизма подсознание услужливо вело нас обоих вперед. Мы достигли станции. А дальше… Коридоры, ответвления, завалы, лестницы, спуски и подъемы, пустынные шахты… Мы шли вперед и вперед. Я знал путь, который до безумия четко врезался в мою память. Каждый закуток и поворот до заветной комнаты был мне знаком. Здесь, в сердце Зоны, уже не действовали ее законы. И самым коротким был прямой путь, и он был единственным. О врагах можно было забыть – на станции твари отсутствовали напрочь. Я не знал, почему. Может быть, сама Зона боялась, что эти безмозглые твари чего-нибудь напортачат? Кто знает…
Полковник тащился следом за мной. Его взгляд постепенно обретал ясность, и американец мог теперь участвовать в разговоре. Но он был слишком подавлен, сломлен и разбит. Похоже, ему уже не выбраться из Зоны. Никогда.
Винтовая лестница с каменными, покрытыми сажей ступенями, темный коридор. Без хорошего фонаря на станции делать нечего. Впрочем, я, пожалуй, мог бы дойти до заветной двери и с закрытыми глазами. Спустя несколько минут мы, наконец, до нее добрались. Высокая металлическая плотно запертая дверь. Именно там, в большом помещении, скрытым за нею, я тогда единственный раз увидел призму. Потом уже была радуга и все прочие ужасы.
Мое сердце учащенно билось, дыхание стало резким. Возбуждение вкупе в предвкушением чего-то величественного распирало меня как бочку. Я обернулся к полковнику. Тот поймал мой взгляд и кивнул. Затаив дыхание, я постоял некоторое время в нерешительности, затем шумно выдохнул и распахнул дверь…
Часть 3: Восемнадцать минут.