Слезы ручьями потекли из глаз, я опустился на колени, аккуратно подобрав браслет. Это было жестоко. Обманутый и отвергнутый, я оказался заперт в оковы стертых из моей головы воспоминаний и лживых фактов, втиснутых в человеческий мозг. Они творили, что им вздумается, ломая жизни людей, не считаясь с ними. Они возомнили себя богами. Да кто они вообще такие? Как смеют они рушить все вокруг и создавать иллюзию, жалкое подобие истинного созидания? Черви! Нет им оправдания.
Я поднялся на ноги и вышел навстречу моим врагам. Еще многого я не помнил и не знал, но кое-что я все-таки понял. Я мечтал оживить свою ненаглядную, вдохнуть жизнь в ее умершее тело, вырвать ее из лап смерти. Вот для чего я шел сюда, вот почему в руках моих была эта призма. Я принес проклятье всему сталкерскому народу, лично водрузив на станции этот осколок смерти. Неужели я был обманут, верил, что смогу таким образом оживить Клаву? Ублюдки, они заставили меня явиться сюда, поставить это ужасное проклятье. И я верил, верил этому! Этот браслет, слова, написанные на каменном постаменте углем. Выходит, я только в последний момент понял, что ничего таким образом не добьюсь, что это напрасно. Но было уже слишком поздно. Я попытался что-то предпринять, "выключить" призму. Напрасно.
Но что же тогда полковник имел в виду под заменой памяти? Что было правдой и что – вымыслом? Возможно, я не пытался сломать призму. Кто знает? Точно можно сказать одно – сюда этот проклятый предмет принес я. Что-что, а уж свой почерк я узнал сразу.
– Когда? – задал я вопрос, сам не зная, какой же смысл я пытался вложить в это слово.
– О, это долгая история, – кивнул Шейлз. – По крайней мере теперь ты сам видишь, что я говорю правду.
– Зачем я вам? Что вы сделали? – выкрикнул я, обводя взглядом всех четверых. Тех, кого еще недавно я был готов причислять к верным боевым товарищам.
Американец повернулся к капитану, тот неуловимым движением вскинул правую руку, метнув что-то маленькое в мою сторону, и мигом спустя я ощутил сильнейшую острую боль в животе, куда попал брошенный Тихомировым предмет. Ноги мои подкосились, и я рухнул навзничь, содрогаясь в болевых конвульсиях…
Я даже толком сознания потерять не успел – увесистый подкованный металлом ботинок возникшего рядом полковника сильным ударом по лицу вывел меня, распластавшегося по полу, из начавшегося было забытья. Оба старлея и капитан уже сидели на мне верхом, заломив руки и приподняв голову за волосы, дабы я видел ноги Шейлза. Сволочи! Одним зубом, кажется, стало меньше, щека саднила от боли, голова немного кружилась. И заломанные руки тоже не добавляли радости к общей картине.
Что за отношение? Как мне кажется, оно не подобает такому важному члену команды, как проводник по Зоне. Эти ублюдки не выберутся из нее без моей помощи. Или…
Страшная догадка внезапно пронзила мозг словно острым копьем. Они вовсе не собирались выходить отсюда. По крайней мере прибывшим сюда образом. Старлеи и капитан без особого труда добрались до станции без моей помощи. Как? Могло ли случиться, что члены команды – они? Неужели?..
Этим вполне объяснялось, почему Зона не трогала их. Биокостюмы же, генезы, гугли – все лишь муляж? Но с какой целью? Судя по всему, я был им нужен, иначе к чему стоило устраивать такое представление с путешествием, моей необходимостью? Но нужен я им был лишь до прибытия сюда. Весьма подозрительно и странно. Неужто не могли они без меня отыскать станцию? Ерунда. Тогда зачем?
Новый удар ботинка Шейлза выбил, похоже, еще парочку зубов. Боль пронзила лицо, но я уже не воспринимал ее как обычно. Я словно погрузился в эти волны боли, и каждый новый удар являлся лишь маленькой толикой всех терзавших меня страданий. И я терпел, потому что ничего иного мне просто не оставалось. Для чего-то я им был еще нужен, раз они не прибили меня сразу. Или нет? Может быть, они элементарно тешили себя через истязания моего тела? Теперь мне было уже все равно. И какая разница, когда умереть? Я был уже близок к этому.
– Смотри на меня, мразь, – услышал я словно откуда-то издалека кажущийся теперь таким противным голос полковника. Или звания неприменимы к ним? Державший меня за волосы негодяй резко дернул на себя, заставляя запрокинутую вверх голову изогнуться еще сильнее. Я едва не задохнулся, но теперь видел лицо Шейлза. Он докуривал свою сигарету. Первую? Значит, немного времени прошло. – Что, ты вспомнил наконец?
Что я должен был вспомнить? Похоже, они не собирались ни демонтировать призму, ни уничтожать ее. И зачем они вообще притащились сюда? Показать мне следы моего пребывания? И что? Да, был я здесь, да, я сам притащил сюда эту проклятую радужную призму. И что с того?
В голове всплыли слова Шейлза о четырех моих посещениях станции. О трех из них я не помнил ничего. Да и не знал, кажется, хотя кто теперь сможет это утверждать после слов американца о подмене памяти? Странно было все это, неестественно как-то.
Я наконец отрицательно помотал головой. Шейлз наклонился ко мне и выпустил в лицо струю дыма. Я проигнорировал это.
– Не помнишь, значит? Тогда я немного подскажу. Итак, твое первое посещение станции. Ты был единственным, кто смог проникнуть сюда, пионером, так сказать. Это не могло не заинтересовать нас. Мы следим за вами, сталкерами, очень внимательно. Не зря тебя прозвали счастливчиком, уж поверь мне. Ты мог бы избежать многих неприятностей, кабы потише орал о своем посещении. Сталкеры всполошились, начали пытаться повторить твой подвиг. Ни у кого из них не вышло. Погибли такие маститы, как Ржаной, Трайль, Горемыка. Ты всех их хорошо знал, но навряд ли понимал, что именно гордыня повела их к смерти. Но оставим лирику. – Полковник смачно затянулся и вновь выпустил струю мне в лицо. Глаза мои заслезились. – Взяли мы тебя тогда в оборот, дружок. Длинноват язычок оказался, неправда ли?
Шейлз немного помолчал, затем поднялся и отошел в сторону, давая мне возможность поразмыслить. Были его слова правдой? Я помнил Горемыку, но двух других названных им сталкеров не припоминал. Измененная память? Я и того первого посещения, о котором, по словам американца, орал повсюду, совершенно не помнил. Они вырезали мне эту память? Но кто они тогда, эти "они"?
– Затем ты снова пришел сюда, но уже с… с ней самой, с призмой, – усмехнулся полковник, снова присаживаясь на корточки рядом со мной. – Ты сам принес это проклятье сюда, лично. Назвать тебе имена тех десятков и сотен сталкеров, что погибли здесь по твоей вине? – Я не ответил. – Зона… что за дурное название. Мы называем это место аномальной областью. Ты прекрасно выполнил свою миссию и вернулся назад. Естественно, живой. А знаешь почему? – Он докурил сигарету и бросил окурок в сторону. – Мы тщательно проверили тебя. И знаешь что? Восемнадцать минут твоей памяти оказались наглухо заблокированы от возможности прочтения. Ты принес призму, установил ее, повесил браслет. А потом – бац. И ничего. Что ты делал эти восемнадцать минут? Как тебе удалось заблокировать их? Потом ты написал эти слова под призмой и ушел. Что подвигло тебя на это? И, главное, кто?
Полковник приблизил ко мне свое искаженное яростью лицо, схватил за подбородок и сильно сжал. О чем он говорил? Какая еще блокировка памяти?
– Ладно, я подскажу еще, – отпустив меня, уже спокойнее произнес Шейлз. – Ты… как бы это сказать… что-то вроде транслятора энергии. Аномальная область понимает тебя, они видит в тебе кого-то большего, чем простого сталкера. Ты словно ключ. Понимаешь? Ключ от врат. Сюда, в эту комнату, не проникал кроме тебя никто. Мы пытались, но не смогли. Аномальная область держит ее закрытой от всех. Ты же, являясь ключом, можешь заставить ее открыться. Все еще не понимаешь? Тогда вспомни, как попал в окружение трясунов. Неужели ты веришь, что они решили тебя не тронуть из каких-либо добрых побуждений? – Я не верил, конечно. Этот момент всегда казался мне странным.
– Но как же карлики, которые едва не прибили меня? – наконец задал я вопрос.
– Они и не трогали тебя, – усмехнулся полковник. – Мы всего лишь имплантировали тебе эти воспоминания, и шрам приделали тоже мы. Что такое, по-твоему, эта ваша Зона? Представь себе мышеловку. Сталкеры тянутся сюда за сыром – хабаром, – но стоит им зайти чуть вглубь и… бац, срабатывает ловушка. Сталкеры научились обходить многие ловушки, избегать опасности. Как можно было еще остановить их? Ментальное подавление, иммунитета против которого нет практически ни у кого из людей. И тут вступаешь в действие ты. Ты приносишь призму туда, куда никто не может пробраться – в самое сердце. И заставляешь ее работать. Прекрасный результат. А принудить тебя к этому было весьма просто. Жаль, конечно, твою жену, но ничего не попишешь – для нашей цели все средства хороши.