— Я… — Сибель тяжело дышит. — Я не понимаю… Простите меня.
— Империум не для постлюдей, но для человечества. Ты знаешь это. Ты помогала управлять ими, направлять их усилия. Легионы и их отцы — орудия завоевателя и ничего больше.
— Вы имеете в виду Громовых Воинов…
— Такие же, как они. Пылают ярко, но недолго. Но мы с Императором не могли вести Великий крестовый поход с генетически улучшенными смертными. Чтобы вернуть звезды, нам были нужны кто-то посильнее и могущественнее. А для контроля над ними была необходима продолжительность жизни Легионес Астартес, которая не имела бы ничего общего со старением и вызванной им немощью. Поверь моим словам, Сибель Ниаста, эта война всегда замышлялась в качестве последнего акта крестового похода. Мы хотели, чтобы примархи обратились друг против друга, против своего отца.
— Будь уверена, мы манипулировали каждым из них с самого момента их обнаружения, стравливая друг с другом, разжигая братское соперничество Его неравной благосклонностью. Это было не сложнее, чем расставлять фигуры на доске Хеопса. Тех же, кем нельзя было управлять… Они никогда бы не дошли до конца игры.
Сибель заплакала.
— Ах, моя дорогая, не плачь. Ты страшишься, что Император не может контролировать своих сыновей, а я скажу тебе, что эта война — средство такого контроля. У примархов своей воли не больше, чем мы им дали.
— Неужели это правда?
— Моя ошибка заключалась в недооценке истинного врага. Губительные Силы подстегнули своих чемпионов среди восемнадцати, и война началась раньше, чем мы были готовы. И поэтому каждый звон этого колокола заставляет меня задаваться вопросом: была ли эта смерть задумана нами или же это еще одна невинная душа, которую я мог спасти? Это мое бремя и я несу его, чтобы Император мог сконцентрироваться на грядущей последней битве.
— Он победит?
— Будущее не входит в сферу моих знаний. Я верю в его предвидение, мы все должны верить.
Сибель продолжала плакать.
— Я здесь, Сибель. Я здесь. Ты должна поспать. Я не уйду. Отпусти себя. Отпусти, и он поймает тебя. Даю тебе слово. Отдай себя ему.
Наступил рассвет. У первой полоски на восточном горизонте над Гангом был неповторимо золотистый оттенок. Даже, несмотря на грязную дымку над разросшимися лагерями беженцев и разноцветное мерцание включенных пустотных щитов Дворца. Малкадор оставался у кровати Ниасты, наблюдая, как солнце встает над горизонтом, заливая древние Гималаи своим ясным светом. Регент мог вспомнить каждую деталь каждого увиденного им восхода, а их было немало. Но не один из них не мог сравниться с идеальной красотой и печалью этого. Малкадор, который все еще держал холодную руку Сибель, посмотрел на крошечный золотой амулет, который лежал рядом с ней. Роль единственного зрячего ока имперского орла исполнял крошечный изумруд, не больше булавочной головки.
— Вы обещали… — гневно произнес Малкадор. — Обещали мне… что не будет вот так. Я лгу им, чтобы уменьшить их скорбь. Несмотря на свое бессмертие… — он едва сдерживал слезы, — это разбивает мне сердце… Это разбивает мне сердце…
Подавив свою печаль и тоску, Малкадор нежно сложил руки астропата на ее груди в знаке аквилы и аккуратно положил сверху амулет. Затем первый лорд встал и в последний раз взглянул на Сибель.
— Прощай, старый друг, — произнес он.
Регент медленно натянул капюшон и поднял руку к теням. Посох пролетел по воздуху в ждущую ладонь. В навершии с ослепительной вспышкой снова ожило псипламя. Он был Малкадором. Он был Сигиллитом. Он был первым лордом Империума и абсолютно точно знал, что конец приближается.