Вот и чайник вскипел. Сели ужинатью Я раскладываю жаркое по мискам.
Зиновия Ивановна с аппетитом съедает порцию, просит добавки.
— А не могли ли нам на базаре вместо баранины всучить верблюда? — невинным тоном опрашивает Виктор.
— Ну что вы! Неужели вы не отличите по вкусу баранину?
— Никогда верблюд не будет таким мягким, — заявляет Володя.
— И таким вкусным. Зиновия Ивановна, подложить вам ещё? — спрашиваю я.
— А всё же сомнительно, — говорит Виктор, — что, если очень молодой верблюд?
Аллочка молчит.
— Вы что? Меня разыгрывать решили? Накормили верблюжатиной и издеваетесь? Ну так вот. Если это был верблюд, то я согласна есть его и впредь. Вкусно. Успокоились? — отрезала Зиновия Ивановна.
Утром опять прогон. Приближаемся к Копет-Дагу. Кругом горы. Но не обычные, много раз виденные. Здесь они ни на что не похожи. Может быть, только на горы, которые могут присниться. Странного, неземного рисунка, славно пейзаж луны. На них нет растительности, но они то голубые, то розовые, то зелёные. Некоторые точно абстрактные скульптуры, высечены из камня продуманно, разумно, геометрично. Другие, наоборот, как животные юрского периода, окаменевшие чудища, ихтиозавры. Смотришь, и кажется — вот шевельнётся и двинется на тебя зловещая живая каменная глыба. Всё это древнейшие моря — известняки.
То вверх, то вниз вьётся лента шоссе. Дорога хорошая, ветерок, прохлада. Появляются растения. На склонах гор всё больше и больше деревьев.
Впереди зелёной чашей раскинулась Кара-Кала. Белые домики, укрытые зеленью сады… Это скорее маленький посёлок, чем город. Ветер из ущелья полощет алый флаг. Осёл тянет арбу, нагруженную золотыми дынями, туркменка идёт с корзиной на плече — полыхают помидоры.
— Непостижимо! — говорит Аллочка. — Вся эта красота свалилась мне на плечи. Чувствую себя пришибленной.
Володя следит за дорогой. Но нет-нет да и взглянет на Аллочку. Ему нравится её удивление, восторг. Первый маршрут не шутка в жизни геолога. Он пережил его сам… Необходимо удивляться, ведь с удивлением приходит любовь. И он раскрывает перед Аллочкой новый для неё и даже для себя край, как свою вотчину, с гордостью и торжеством.
— Смотри, — говорит он, — мы едем долиной Сумбара. Это уже субтропики.
«Сумбар, река голубая, он помнит ли про меня?» — вспоминаю я стихи Луговского.
Ветер шелестит камышам, и он клонится и шипит. Навстречу машина. Двум грузовикам трудно разъехаться. Останавливаемся. Приветствуем друг друга.
— Геологи? — спрашивает нас шофёр.
— Смотрите, — с ужасом толкает меня Аллочка, — что это?
Рядом с шофёром мужчина в холщовой рубашке. Она забрызгана кровью.
— Удачная охота, возвращаемся с трофеями, — улыбаясь, отвечает он.
— На кабана? — спрашивает Володя, оживившись.
— Так точно.
— Убили? Неужели?
— Посмотрите, если не верите.
Заглядываем в кузов машины. Заметались две маленькие рыжие гончие. Молодой парень, что в кузове, откидывает брезент — три чёрные кабаньи туши.
— Здорово! Вот это охота! — восклицает Виктор.
— В Кара-Калу завтра вернётесь? — спрашивает человек в холщовой рубашке.
— А что?
— Приглашаю на ужин. Кабаний шашлычок пробовали?
— Жаль, — отвечает Володя, — ничего не получится, не успеем.
— Что ж мне с вами делать? Надо ж вас чем-то угостить. Вот что. Несите-ка ведро.
— Что вы, что вы, — отмахиваемся мы.
Но Виктор мигом приносит ведро.
— Отдаём вам потрох! Жареная кабанья печёночка — не плохая штука!
— Вот это подвалило! — говорит Виктор, упрятывая в машину полное ведро.
Он загибает пальцы:
— Чал пил — пил. Вербдюжатину ел — ел. Кабанятину буду есть — буду. И всё первый раз в жизни.
Но это далеко не всё, что предстоит ему отведать в этом маршруте. Ещё прогон. Володя заглядывает в карту. Заволновался.
— Стоп, родник! — Володя хлопает ладонью по крыше кабины. Выпрыгивает из кузова.
Почти у самой дороги из камня, круто спускающегося вниз, бьёт вода. А внизу камыш, густой. Шелестит.
Зиновия Ивановна достаёт своё «хозяйство» из походного ящичка. Спускается к источнику. Володя стучит молотком по камню, вертит в руках обломки, рассматривает.
— Песчаник, — говорит он, — чистейший песчаник, — и что-то записывает в дневник. — Приготовь посуду, коллектор, — обращается он к Аллочке.
Зиновия Ивановна возится с резиновым шлангом, пытается вставить его в струю воды. Ей надо заполнить стеклянный приборчик так, чтобы воздух не попал в него.
— Аллочка, подержите, пожалуйста, поросёнка!
— Поросёнка? — не понимает Аллочка.
— Да, да. Так мы называем этот прибор, — сухо отвечает Зиновия Ивановна, занимаясь с потенциометром. Она замеряет окислительно-восстановительный потенциал. — Высокий! И кислорода вагон.
Она достаёт из ящичка стерильные бутылочки, набирает йоду для посевов.
Чётко работает Зиновия Ивановна, всё у неё слажено, любит свою работу. Ночью, на привале, когда все мы уляжемся, она запрётся в кабине и сделает «посевы» на разных средах. Это нужно, чтобы определить виды бактерий и их количество. Когда на средах вырастут колонии бактерий, Зиновия Ивановна установит микрофлору этого источника.
Володя учит Аллочку отбирать пробы:
— Промой бутылку этой водой. Пробки взяла прокипячённые? Не перепутала?
— Конечно, прокипячённые, — отвечает Аллочка.
— То-то же. Наливай полней, так, чтобы вода вытеснила весь воздух. Плотно закрывай пробкой, забивай её. Вот так.
Вместе отбирают пробы воды: восемь пол-литровых бутылок для полного анализа.
— А теперь, — говорит Володя, — пиши этикетки. Зачем тратить так много бумаги? Поэкономней. Разрезай на маленькие кусочки. Аккуратней. Пиши: проба номер один. Родник Ялчи, выходит из трещеноватых песчаников верхнемелового возраста, сеноманского яруса. Температура воды двадцать два градуса. Покажи, как пишешь? Можно и поразборчивей.
Володя привязывает этикетки к бутылкам.
— Не думай только, что я всегда буду этим заниматься, — говорит он. — Это я только первый раз помогаю тебе. Ты всё обязана делать сама.
Аллочка слушает. Молчит. А я всё думаю, как бы приблизить лабораторию к природе, делать анализы на месте, у источника, без разрыва во времени, изучать вещества неизменными.
Сейчас наш маленький отряд стоит, может быть, на переднем крае науки о земле. Изучать органику в подземных водах и породах сложно, но необходимо для решения такой важной проблемы, как формирование месторождений полезных ископаемых.
Наклоняюсь к источнику напиться. Из-под камня выползает краб. Маленький неприветливый уродец, двигая клешнями, уставился на меня.
По долине Сумбара едем мимо совхоза субтропических растений. У дороги инжир. Гранатовые деревья склонили ветви чуть не до земли, в красных и золотых крупных яблоках. Валяются плоды.
Виктор затормозил, выскочил из кабины. Подбирает гранаты.
— А эта чернота съедобная? — показывает на инжир. — Да? Тогда кушай, Аллочка, поправляйся. Я соберу ещё. Всё равно пропадёт.
Володя тоже с удовольствием съедает треснувшую медовую инжирину. Только Зиновия Ивановна возмущается:
— Безобразие! Если будете подбирать всё, что валяется на дороге, некогда будет работать. Тогда давайте не поедем дальше и будем объедать чужие сады. Я, например, намерена засветло «посеять».
Аргументация убедительная. Виктор надулся. Рванул машину так, что чуть не вылетели из кузова.
— Аллочка, ты знаешь, что такое яблоки Гесперид? — спрашиваю я.
— Нет.
— По-моему, один из подвигов Геракла, — припоминает Володя. — Он доставал эти яблоки. Кажется, их охранял дракон. Что-то в этом роде.
— А сколько подвигов совершил Геракл? Аллочка, знаешь?
— Не знаю.
— Двенадцать, — говорит Володя. — Даже пересчитать смогу. По дурости заучивал когда-то.
Володя разламывает гранат и даёт нам по куску. Он не совсем ещё созрел. Я отделяю прозрачные, розовые зёрна и играю ими на ладони.
— Вы видите, сколько зёрен. Это целый мешок с семенами. Гранат — священный плод, символ плодородия.
— А почему вы спросили про яблоко Гесперид? — спрашивает Аллочка.