Пожилой вояка хмуро кивнул в ответ, и буси вновь обратился ко мне.
- Что же касается меня, то я по-прежнему остаюсь человеком своего долга и клятвы, а кроме того, - левая рука самурая скользнула вверх и вытянула из-под доспеха цепочку со знакомым мне медальоном, - уж кто-кто, а жрец Дзясина-сама не может не понять, почему я не стану отступать с выбранной дороги.
- Сейчас мы - враги, - кивнул я с пониманием. - И как гласит Завет, обязаны пролить кровь своего врага во славу Дзясина-сама, не предаваясь трусости и малодушию.
- Именно, - подтвердил мой собеседник, и только теперь до меня дошло, к чему же именно относится ирония во взгляде молодого самурая. - И я надеюсь, мы сможем разрешить это дело с подобающим достоинством?
- А разве мы не обязаны помогать своим братьям по вере в том, чтобы свершить свой путь во славу Его с подобающим отношением?
Кажется, из всех наблюдавших за происходящим, только мы двое пока понимали, что последует дальше. Я буквально затылком чувствовал, как напряглись мои парни. Солдаты в рядах все громче перешептывались, а сама колонна заметно "деформировалась", почти полностью сгрудившись в центральной части.
- Думаю, "божественный суд" будет честнее, если я обойдусь в нем без этого, - я постучал костяшками пальцев по пластинам брони у себя на груди.
- Твое право решать, - отозвался буси, но в голосе его явно была слышна благодарность.
Народ только лишь с начинающим проступать пониманием следил за тем, как я без лишних разговоров стал разоблачаться, оставшись в итоге обнаженным по пояс. Одежда и прочая снаряга оказались свалены в кучу у края дороги. Отстегнув от торца рукояти меча железный канат, я вернулся на прежнее место и занял позицию. Самурай, так и оставшийся для меня безымянным, надел на голову шлем, затянул узелок красной тесьмы под подбородком и опустил оскаленную маску-мэмпо себе на лицо, после чего также обнажил свой клинок, взяв его обеими руками.
- Только мечи, - бросил я перед самым началом, вновь ставя условие поединка, которое могло быть актуальным лишь для меня.
- И да рассудит нас Дзясин-сама, - отозвался буси.
Еще целых четыре секунды мы продолжали стоять друг напротив друга в оглушительной тишине, что повисла вокруг. Казалось, что даже ветер благоговейно стих, не решаясь нарушить особость момента. А потом, в какой-то ничем не отличимый от прочих миг, мы сорвались навстречу друг другу.
Я совру, если скажу, что не использовал для этого боя ни грамма чакры, но ничего более в тот раз, чем ее обычный "разгон по мышцам" в дело так и не пошло. Может быть, это прозвучит излишне пафосно, но использовать в сложившихся обстоятельствах Хиен, да и вообще любое дзюцу, равно как и прочие подлые трюки шиноби, я счел банально недопустимым. Просто из уважения к человеку, с которым мне пришлось сразиться.
Наши мечи столкнулись лишь раз, и как это часто бывает в бою двух врагов, чьи силы равны, победителем выходит тот, кто первым рискует. Либо же, он рискует, ошибается и проигрывает. Отбив прямой встречный удар, мой оппонент ушел вправо, одновременно отпуская рукоять катаны левой кистью, и делая правой хитрый "петляющий" финт. Если бы не моя реакция и знакомство с этим приемом, показанным мне Кодзаки, то конец меча, наверняка, вошел бы мне в левый глаз и прорубил бы дальше височную кость и ухо. Но я "нырнул" вниз, не пытаясь отбить этот выпад, как сделали бы это девяносто девять из ста простых мечников, а уходя от удара движением корпуса. И сам молниеносным росчерком вонзил Воплощенную Волю в открывшуюся подмышку буси, погрузив холодный металл в человеческую плоть почти на пол-локтя.
Со стороны это выглядело, наверное, лишь парой сияющих бликов и как будто смазанным движением тел навстречу друг другу. Вот мы еще стоим неподвижно, и вот я уже за спиной у рухнувшего на колени противника. С лезвия моего меча стекают темные капли и падают в дорожную пыль. И точно такие же медленно ползут вниз по щеке из глубокой царапины, что осталась на левой скуле.
Со всех сторон послышались приглушенные вздохи, сделанные сквозь стиснутые зубы. Якобы уважительно, но на самом деле, как и всегда, с изрядной долей насмешливого сарказма присвистнул Кодзаки. Обернувшись, я сделал шаг, вновь оказавшись перед своим противником. Его пальцы все еще сжимали рукоять катаны, а из-под маски слышалось приглушенное дыхание. Опустившись перед ним на колено, я положил руку ему на плечо и помог принять его фигуре не такое сгорбленное положение. Из глазниц маски на меня взглянули на удивление спокойные и даже, кажется, умиротворенные глаза.
- Спасибо... За достойную смерть...
Никто кроме меня не слышал этих слов, произнесенных хриплым "мокрым" голосом. Но в этот момент мне уже не было дела до представления, что изначально разыгрывалось мной на публику.
- До встречи во Дворце Теней, брат мой, - ответил я без всякого скрытого подтекста и, приставив острие Воли снизу под край мэмпо, резко нанес добивающий удар.
* * *
Думаю, не стоит особо долго говорить о том, какой была итоговая реакция солдат и их командиров после того, как завершился мой поединок с буси-дзяшинитом. Призывать во второй раз всех к добровольной сдаче оружия нам не пришлось, поскольку копья, луки и короткие мечи полетели на землю еще прежде, чем я успел оттереть кровь с лезвия своей Воплощенной Воли. Ведь по-хорошему, никто из этих простых парней действительно не желал умирать в сражении без единого шанса на успех за имя и честь своего даймё, как это сделал погибший самурай. То, что было вполне нормально, понятно и "простительно" в глазах обывателей в отношении военной "аристократии", одновременно легко и просто сосуществовало в головах у людей с куда более прагматичным и реалистичным взглядом на мир, свойственный большинству обывателей. Буси не мог поступить иначе, и выход, что мы отыскали вместе в его непростой ситуации, был почти идеален. А винить самых обычных людей в нежелании умереть и вернуться домой к своим семьям было довольно глупо и сложно. Тем более что речь не шла о сдаче злобным врагам, вторгнувшимся в их страну ради грабежей и кровавой резни, и даже какой-нибудь особой идеологической подоплеки в складывавшемся противостоянии пока не намечалось. Так, личные разборки на высшем уровне между власть имущими, от которых простой народ всегда старается держаться подальше, да надеется, что все закончится без серьезных эксцессов. Ну, кроме тех людей, кто непосредственно замешан в происходящее, или имеет с того свой бакшиш.
Разоруженную сотню тщательно обыскали и под конвоем из полудюжины оперативников направили дальше в сторону Ю-но-Сато. Точнее к одной из небольших новых деревушек, во множестве возведенных в прошлом году беженцами из Страны Риса. Неподалеку от границы земельных владений хутора, где на значительном участке неплодородной земли, который в свое время так и не смог подсунуть кому-нибудь в аренду Тетсунаги, рабочие уже заканчивали сооружать по моему заказу самый натуральный лагерь для пленных. Причем, в отличие от распространенной практики этого мира, жить обитателям лагеря полагалось не под навесами самодельных шалашей, ночуя на голой земле, а в добротных деревянных бараках. Кроме того, солдат Юмагавы должны были обеспечить горячим питанием и другими удобствами, превращавшими пребывание в плену практически в маленький отпуск, по местным меркам, конечно. И все это тоже было частью затеянной мною пиар-компании с далеко идущими последствиями.
Служба распространения слухов и сплетен по-прежнему работало в Ю-но-Куни лучше любой почтовой конторы, и рассказ о первом "боевом столкновении" между верными слугами даймё и сторонниками "мятежника Тамеруйо" быстро разлетелся по провинциям страны и ее ближайшим окрестностям. Причем, "мятежник Тамеруйо", как правило, все произносили только так, подразумевая незримые кавычки. А всё потому, что очень многие жители нашей маленькой страны, особенно ее северной части, а также странствующие купцы и балаганные артисты, не стесняясь, подводили после этого рассказ один и тот же итог - зря Юмагава взъелся на старосту Ю-но-Сато из-за его популярности у народа, ведь глядишь, не было бы этого приказа об аресте и посланных солдат, ничего бы вообще не началось. Люди, связанные со мной во всех сферах и общественных слоях, также активно поддерживали разговоры на тему того, что "Тамеруйо ведь и так жилось замечательно, и на фиг ему не сдалась какая-то верховная власть, в претензии на которую заподозрил его даймё, но теперь уж поздно сопли жевать, заварилась каша - надо расхлебывать".