– Она поддерживала отношения с кем-нибудь из школьных друзей, когда уехала в Москву?
– Насколько я знаю, да, но не близкие. Время от времени я встречала ее школьных подружек. Они спрашивали, как у Ани дела, и жаловались, что она о себе почти не пишет, шлет только поздравительные открытки.
– А с Ирой Агафоновой?
– Иринку я давно не видела. Уж и не помню, когда в последний раз. Не знаю, может быть, ей Анечка что-нибудь и писала. В школе они были не разлей вода. Даже когда у Иринки появился ухажер – там был серьезный роман, они с Гришей Гольцовым собирались пожениться, да что-то не сложилось, – она мою Анечку таскала за собой на свидания. Не одну, конечно: приглашали дочке кавалера из числа Гришиных друзей, но все равно удивительно. Казалось бы, зачем тебе подружка, если ты встречаешься с любимым человеком?
– Ане для этих совместных свиданий приглашали одного и того же кавалера?
– Нет, кавалеры менялись. Всего, по-моему, их было трое или четверо. В любом случае, никем из них Анечка не увлеклась.
– А имен вы не помните?
– Это вы лучше у Иринки спросите. Или у Гриши. Нет, у него не получится, он теперь живет в Петербурге… Подождите! Одного из кавалеров я, кажется, вспомнила. Как раз последнего. Они еще после выпускного вечера ездили к нему на дачу. Игорь Белькевич.
– Он учился с Аней в одном классе?
– Нет, в параллельном. А теперь в полиции служит – у нас, в Смоленске. Марина Сергеевна, Анечкина учительница математики, как-то упомянула о нем при встрече. Сказала, что Игорь не забывает школу, несколько раз серьезно выручил директора, когда с кем-то из учеников случались неприятности. Так что у директора наверняка есть координаты Белькевича. Но мне трудно поверить, что Анечка поддерживала с ним связь. Во всяком случае, до отъезда в Москву она не проявляла к нему особенного интереса. А после… не знаю. – Несчастная мать снова сникла. – Поговорите с Ирой, может быть, ей известно больше. Хотите, я поищу ее телефон?
– Спасибо, у меня есть – в школе дали. Наталья Андреевна, я разговаривала с классным руководителем, и она сказала, что для учителей поступление Ани во ВГИК было полной неожиданностью. А вы с мужем знали, что она собирается подавать туда документы?
– Ох, и не спрашивайте! – Наталья Андреевна махнула рукой, и на лице ее отразилась досада, смешанная со смущением и, как ни странно, гордостью. – Аня временами преподносила нам такие сюрпризы. Бывало, мы с Колей спрашиваем: "Чего ты хочешь на день рождения?" Она целый месяц выбирает – то ей нужен велосипед, то дорогущая кукла, то платье с плиссированной юбочкой. В конце концов останавливается на сапожках с подковками. Идем мы за ними в магазин – сапожки ведь не купишь без примерки – и по дороге ее "осеняет". Хочу, объявляет, ракетку и костюм для большого тенниса. Мы говорим: "Зачем тебе? Ты ведь ни разу в большой теннис не играла! Сходила бы сначала на занятия в секцию. Вдруг попробуешь, и тебе не понравится?" А она: "Понравится, я знаю, что понравится. Хочу, хочу, хочу!" Муж в таких случаях говорил: "Стих нашел!" Но знаете, что удивительно? Другие дети, когда им что-нибудь такое внезапно в голову втемяшится, получат вожделенную вещь и быстро к ней остывают. А Анечка своим "стихам" оставалась верна. Тренер по теннису потом долго сожалел, что мы поздно ее привели. Говорил, на пару бы лет пораньше, он бы из нашей девочки крепкую профессионалку сделал. На любительском уровне она очень и очень неплохо играла… К чему это я?
– Я про ВГИК спросила, – напомнила Ника.
– А, ну да. ВГИК тоже был таким стихом. Аня долго не могла выбрать профессию: все ее в разные стороны манило. В десятом классе они проходили тест на профориентацию. Там пять шкал: "природа", "техника", "человек", "художественный образ" и "символ". Обычно дети, которые проходят этот тест, набирают около десяти баллов по одной из шкал и по одному-три балла на всех остальных. Тут сразу понятно, в какой области выбирать профессию. А дочка набрала по семь очков аж на трех шкалах!
– На каких, если не секрет?
– "Природа", "человек" и "художественный образ". Вот ее и тянуло то в ветеринары, то в психологи, то в журналисты. Но к концу одиннадцатого класса вроде определилась – решила в журналистику пойти. А после выпускного вечера вдруг передумала. Хочу, говорит, во ВГИК, на актерский. Я прямо за голову схватилась: ну что это за профессия – актриса кино? Известности добиваются десятки, а остальные всю жизнь играют в эпизодах и получают гроши. А конкурс туда какой! Но все мои доводы об это ее коронное "хочу, хочу, хочу!" разбились. Поцеловала меня и тут же начала собирать вещи. Во ВГИКе самые ранние экзамены, последний день подачи документов – тридцатое июня. Вот она и укатила в одночасье, не успев никому сказать, куда надумала поступать. А мы с Колей помалкивали, потому что были уверены: не поступит. Говорят, там среди девушек конкурс – сто человек на место. Ну, мыслимое ли дело, чтобы девчонка из провинции – причем безо всякой подготовки – такой прошла? Зачем же посвящать других в ее великие замыслы, если им не суждено сбыться? А она взяла и поступила. А потом прославилась на всю страну. Выходит, недооценили мы Анечку, не разглядели ее таланта…