За 10 дней до инаугурации, 10 января, Кеннеди встретился со своим избранным вице-президентом Линдоном Джонсоном и Джеромом Визнером, 45-летним профессором электротехники в Массачусетском технологическом институте, работавшим когда-то над радиолокационными системами и электронными компонентами для ядерного оружия. Кеннеди познакомился с Визнером во время президентской кампании, когда ему нужен был консультант по контролю над ядерными вооружениями и запрету испытаний. Визнер, похоже, произвел на Кеннеди сильное впечатление – настолько, что позже избранный президент поручил профессору организовать группу для изучения положения США в космосе. Встреча в офисе Джонсона была организована, чтобы выслушать отчет Визнера по этому вопросу.
То, что сообщил эксперт, не порадовало Кеннеди. Признавая, что доклад его составлен наспех, Визнер считал тем не менее своим долгом раскритиковать практически все аспекты космической программы Америки, и в первую очередь ее пилотируемую часть, проект Mercury. Дойдя, по его словам, до «серьезных проблем NASA»[62], он охарактеризовал проект Mercury как «чрезвычайную программу», причем откровенно «рискованную», которую нельзя «оправдать, если руководствоваться только научными и техническими соображениями». В целом он усомнился в том, что пилотируемый космический полет должен иметь высший национальный приоритет:
Следует немедленно провести тщательную и беспристрастную оценку проекта Mercury. Если наша нынешняя программа пилотируемого освоения космоса окажется несостоятельной, мы должны быть готовы кардинально модифицировать ее или даже отменить.
И это не все. Помимо попытки убедить нового президента принять эту «беспристрастную» оценку, Визнер настойчиво призывал его дистанцироваться от публичной поддержки пилотируемого космического полета из-за опасения, что американский астронавт может застрять там, наверху, и погибнуть. Это, писал Визнер, «стало бы серьезным национальным позором», вину за который Кеннеди неизбежно придется «взять на себя». Доклад Визнера произвел в офисе Линдона Джонсона эффект разорвавшейся бомбы. Реакция Кеннеди не заставила себя ждать. На следующий же день он назначил Визнера своим советником по науке и технике.
Сегодня, учитывая дальнейшие события и не в последнюю очередь страстную поддержку Кеннеди лунного проекта, его мотивы в тот момент могут показаться неожиданными. Но тут все дело в непонимании тогдашних настроений. Несмотря на то что в стране многочисленные команды работали над проектом Mercury день и ночь, а первый потенциальный астронавт Алан Шепард был готов рискнуть жизнью ради личных амбиций, места в истории и ради своей страны, значительная часть американского народа разочаровалась в перспективах освоения космоса. И на это были серьезные основания. Когда 35-й президент США вступал в должность и принимал присягу в тот памятный январский день, в глазах многих граждан страны космическая программа Америки выглядела ни много ни мало как национальный позор.
5
Стыд и опасность
Немногим более трех лет назад, 4 октября 1957 года, лейтенант-коммандер Алан Шепард, служивший тогда при штабе Атлантического флота и занимавшийся боеготовностью морской авиации, привел свою десятилетнюю дочь[63] Лауру в конец проезда, ведущего к их дому на Брэндон-Роуд в пригороде Бэй-Колони города Вирджиния-Бич и показал ей яркую звезду, медленно ползущую по небосводу. Для Лауры ничего необычного в этом не было: папа часто водил ее на улицу, чтобы показывать звезды, планеты и созвездия. Тогда в их пригороде не было уличных фонарей, и иногда, в по-настоящему ясные ночи, Лауре казалось, что от горизонта до горизонта светятся целые россыпи галактик. Шепард всегда оживлялся, объясняя старшей дочери, а иногда также ее младшей сестре Джулии и осиротевшей кузине Элис, которая тоже жила с ними, что когда-нибудь человек непременно отправится туда, наверх, и будет путешествовать в огромной черной пустоте. Придет время, говорил он, когда люди посетят Луну и планеты и, возможно, даже звезды и увидят чудеса, которые невозможно даже вообразить. И это время может наступить раньше, чем они все думают.
Но с этой звездочкой все было иначе. С одной стороны, ночь еще не наступила, а был только вечер, но звезда все же была ясно видна. С другой – отец вел себя странно: если обычно он рассказывал о небе весело и с воодушевлением, то в тот раз, как заметила Лаура, он был «сердит». И по мере того как мерцающая звездочка описывала дугу по вечернему небу, он мрачнел все сильнее. Девочка даже подумала, не она ли рассердила его чем-нибудь. Только много позже она поняла, в чем дело. Отец злился вовсе не на нее. Он злился на русских.
62
Logsdon,