Уже 3 ноября 1957 года, всего через четыре недели после запуска в космос спутника, который у многих американцев, за исключением их собственного президента, оставил ощущение худшего унижения Соединенных Штатов со времен нападения японцев на Пёрл-Харбор, Советы повторили тот же фокус со «Спутником-2», только теперь с собакой внутри. По сравнению со «Спутником-1» «Спутник-2» был огромен, он весил вшестеро больше предшественника и имел мягкий отсек для суки по кличке Лайка, помеси хаски и, может быть, терьера. Американская пресса быстро наградила ее новым именем, образованным от слова mutt (дворняжка): Муттник[70].
Впервые в истории живое существо покинуло Землю и летало вокруг нее по эллиптической орбите, удаляясь в апогее более чем на 1600 км. Это был поистине замечательный успех, несмотря на то что еще не существовало технологии, позволяющей вернуть Лайку домой. Это означало, что ей уготована вечная слава не только первой собаки, полетевшей в космос, но и первой собаки, погибшей там. Советская пресса утверждала, что Лайка прожила на орбите неделю, пока у нее не кончился кислород (от этого утверждения русские отказались лишь 30 годами позже), тогда как на самом деле она погибла, скорее всего, через несколько часов от перегрева, когда температура внутри ее запечатанной капсулы поднялась почти до 43 ℃. Гибель животного навлекла на неназванных советских ученых, отправивших его в космос, проклятия собаколюбов всего мира. Были и такие, кто смотрел на ситуацию с геополитической точки зрения и подозревал, что запуск Лайки был приурочен к 40-й годовщине Октябрьской революции. Полет Лайки оставил ощущение, что Хрущев сделал очередное емкое заявление о превосходстве Советов над загнивающим Западом. Это мнение он подкрепил позже в своих мемуарах, написав, что спутники «заставили наших потенциальных противников поежиться от страха, но дали многим другим людям повод сиять от радости»[71]. Под другими людьми он, по всей видимости, подразумевал и себя.
Через 15 дней после появления Лайки на орбите, когда «Спутник-2» с мертвой собакой внутри успел облететь Землю около 250 раз, журнал Life разместил редакционную колонку под заголовком «Считаем панику оправданной»[72]. «Короче говоря, – писал автор статьи Джордж Прайс, – если мы не откажемся полностью от нашего нынешнего образа жизни, можно считать, что не позже 1975 года Соединенные Штаты станут частью Союза Советских Социалистических Республик». Возможно, это было преувеличением, но статья определенно показывает, как многие в то время думали, и помогает понять, почему 6 декабря 1957 года за сильно задержавшимся пуском ракеты Vanguard с номером TV-3 с первым американским спутником на борту зрители наблюдали с немалой тревогой.
Джей Барбри был тогда молодым репортером, которому поручили написать про этот пуск. Летом 1956 года в разгар беспорядков, связанных с борьбой за гражданские права, он уехал из Олбани в штате Джорджия, после того как тайком снял на пленку сборище ку-клукс-клана для местной телестанции и попался. Куклуксклановцы избили репортера так, что он попал в больницу и решил «переехать»[73] от греха подальше. Так он оказался на мысе Канаверал на восточном побережье Флориды в центре попыток Америки возвратиться в космическую гонку с Советами. Здесь находился ракетный полигон, основанный в 1950 году на большом треугольном участке побережья между лагуной Банана-Ривер и Атлантическим океаном – на 16 000 акров кустарников и болот, населенных аллигаторами и гремучими змеями. Барбри когда-то служил в ВВС и летал на истребителе F-86, поэтому не сомневался, особенно после «Спутника-1», что в конце 1950-х годов именно космос будет самым интересным из того, чем в Америке может заниматься репортер. Эта убежденность привела в конечном счете к тому, что за несколько десятилетий Барбри написал репортажи о 166 ракетных пусках[74], больше чем кто-либо. Но Vanguard за номером TV-3 с крохотным спутником в головной части был для него первым.