В полдень Божья страна становится похожа на ад.
Здание интерната оцеплено, не отбрасывающие тени украинские менты лениво матерятся по-русски, топчут сапогами окурки, сплевывают в раскаленный песок длинные нити слюны. Не отбрасывающий тени кривоногий японский турист, улыбаясь щелястым заячьим ртом, бродит вдоль заграждения. Он фотографирует каменную монастырскую стену, белую панельную стену интерната «Надежда», целится своим большим кэноном прямо в лицо менту.
— Ноу фото! — сипло рычит мент и хватает рукой объектив. — Хиар криминал! Здесь нельзя! Фото — ноу!
Японец улыбается еще шире, мелко кивает, послушно закрывает объектив крышечкой.
— I'm sorry, — говорит он. — It's just a beautiful place. So beautiful country you have! — Он указывает в сторону моря. — Крашиго как рай.
— Хиар дэд пипл, — говорит мент. — Гоу эвэй, вэри мэни дэд пипл. Тудай ноу турист… И ты, дивчина! — кричит он, заметив меня. — Шо ты бачишь? Здесь заборонено!
Я бачу. Я смотрю на свой оцепленный дом. Японец мелко кивает менту — а потом семенит прямо ко мне.
— Девотика! — кричит он. — Чи ещичи Ника? Чи ещичи Ника? Узнавати лисё!
Он сдергивает со спины ярко-желтый рюкзак и улыбается желтыми заячьими зубами, он копается в рюкзаке и все кивает, кивает, как деревянный болванчик.
— Насёру вещи! Насёру ващи докуменчи и вещи!
Он вытаскивает из рюкзака серый холщовый мешок и вытряхивает из него мой загранпаспорт — действующий загранпаспорт с действующей студенческой визой, — и письмо из университета в Берлине, и все мои деньги, и конверт — белый конверт, по которому размазано бурое.
— Насёру тама, — указывает он в сторону моря. — Насёру на лесчице, тама, на лестчице, развалялись на разни шчупени.
Он указывает рукой в сторону моря. У него на руке всего один палец, указательный. И четыре обрубка. Он радостно улыбается.
— Это действительно твои вещи? — спрашивает меня мент.
— Все, кроме этого. — Я протягиваю менту измазанный бурым конверт. — Это чужое.
Щурясь на солнце, мент рассматривает белый конверт. Подносит его близко к лицу. Нюхает бурые пятна.
Японец выхватывает у него конверт удивительно ловко. Рукой с одним пальцем. Другой рукой он тут же прячет его в желтый рюкзак.
— Ижвиняиша, — улыбаясь, лопочет он и кивает. — Ижвиняиша, ижвиняиша. Эта моя. Эта докуменчи моя.
13
— Послушай, Амиго. Мне придется уехать.
— В другое место?
— Да.
— Далеко?
— Нет.
— Надолго?
— Нет.
Между ребрами, чуть выше пупка, глубоко внутри, пульсирует боль. Она врет. Это потому, что она сама врет.
— Зачем ты уедешь? — спрашивает Нику Амиго.
— Мне страшно здесь оставаться.
— Не уезжай.
— Мне очень страшно, Амиго.
— Мне тоже здесь страшно. Сегодня снова был плохой дрессировщик.
— Мне нужно ехать.
— Нет. Хочу разговаривать. Хочу скучать, когда тебя нет. Хочу уплыть на другую сторону дна.
— Прости.
— Это просто слово? Или если прощу — не уедешь?
— Просто слово. Это просто слово, Амиго.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«На конце соломинки распушен тончайший хлопочек гигроскопической ваты. Диск насоса посыпан мелко толченной солью. Отверстие насоса защищают кусочком сухого картона с пробуравленными дырочками и небольшим бортом, чтобы не сдуло соль. Разреживают воздух осторожно, и аппарат готов к действию. Сосредоточьте взгляд на клочке ваты, стрелку можно повернуть взглядом».
Александр Барченко, статья «Передача мысли на расстояние» (№ 32 журнала «Природа и люди», 1911 г.)«Как два различных полюса, во всем враждебны мы: за свет и мир мы боремся, они — за царство тьмы».
песня «Священная война» на стихи В.И. Лебедева-Кумача1
— Йа, йа, Вьйероника Данилоффа. Одну минуту, я посмотрю в нашей базе данных.
Она с готовностью улыбается скудной восточной улыбкой. В носу, в ушах, в языке и в бровях — металлические колечки. Ее кожа — цвета невкусного кофе, густого турецкого кофе, испорченного порционными европейскими сливками, но немецкий ее безупречен: она явно здесь родилась или приехала в младенческом возрасте.
У нее разноцветные ногти и тонкие, костлявые пальцы, темно-коричневые на сгибах и персиковые вокруг ногтей и на кончиках. Ее пальцы нежно и быстро теребят клавиатуру компьютера, оливковые глаза смотрят в монитор, точно в зеркало, с привычным слюдяным любопытством.
— Альзо… Вы есть в нашей базе данных. Вьйероника Данилоффа, правильно? Я весьма сожалею. В этом году вы не прошли конкурс в наш университет. Но я уверена, в другой раз вам повезет больше. В следующем году Берлинский университет открывает еще больше дотационных мест для абитуриентов-иностранцев. Документы и заявки абитуриентов на следующий год будут приниматься до пятнадцатого апреля, проект — бешрайбунг можно присылать до десятого мая, я также могу дать вам анкету на…