***
Однажды вхожу – поспешно он опускает край футболки, задрав который рассматривал здесь в одиночестве синяки отбитых им голов. При этом продолжает шмыгать носом.
– Чего ты, Фишин?
– Ничего! Тебе какое дело.
– Человек человеку – друг, товарищ и брат. Первый раз в лагере?
– А что?
– А просто дружеский совет. Не бойся бросить вызов коллективу. Или ты любишь футбол?
– Кто – я?
– Ну так, а хули? Фишин?
Не знаю, почему, но даже мне с ним хочется быть грубым.
***
По пути с «моря» девочки заводят:У ней такая маленькая грудь,
А губы – губы алые, как маки…
Уходит капитан в далекий путь.
Он любит девушку из Нагасаки.
Наша палата им бросает вызов:Мы идем по Уругваю!
Ночь хоть выколи глаза.
Слышны крики попугаев,
Обезьяньи голоса.
Последние строки Акулич ужесточает:Слышны крики: «Раздевайся!
А то выколю глаза!».
Оборачивается вожатая, которая идет с физруком так, что голые руки их соприкасаются:
– При входе в лагерь чтобы гимн! Слова все помнят? «Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры – дети рабочих…».
До лагеря еще далеко, вожатая не старшая, к тому же, всеми замечено, как круто выпирает у физрука сквозь васильковое трико, канты которого натянуты штрипками на его ступнях в незастегнутых сандалетах: можно игнорировать… У ней следы проказы на щеках.
У ней татуированные знаки…
«Девушка из Нагасаки», которую я слышу в первый раз, нравится мне больше нашей – тем более что у них проступают эти самые груди, о которых они самозабвенно так поют, а у Мацко даже такие выпирают, что она постоянно как бы сгорает от стыда. В прошлом году их не было – не говоря про волосы, о которых докладывает нам Сорока. Которые, когда обладательницы их выходят из воды, проступают кучерявым таким рельефом. А если купальник светлый…
«Уругваем» мы забиваем «Нагасаки».
Под нашим напором их шеренга в промокших сарафанах, скособочась, уступает нам дорогу, и, вбивая подошвы в песок, перемешанный с хвоей, мы вырываемся на гребень первыми… Топай, путник, осторожно:
Нас подслушивает лес.
Умереть всегда возможно,
Если в джунгли ты залез.
Внизу белеет зацветающее картофельное поле, справа сосняк, слева тянутся елочки, которые нам по плечо, и все это не джунгли, а вполне безопасная природа Европейской части СССР, но все же возникает чувство, будто и вправду что-то угрожает. Нас поймают папуасы!
Будут жарить над костром!
Будут кушать наше мясо!
И закусывать ребром!
***
Обеими руками я берусь за волосы травы, снимаю тяжелый скальп. Дно оголяется, там маленькая паника. Я вонзаю лезвие лопаты. С лесной землей работать одно наслаждение, и я углубляюсь по колено, когда над бруствером вдруг тучей возникает Фишин. Он весь лоснится и в паутинках от кругаля через чащобу. В глазах испуг:
– Что ты тут делаешь?