- Глаза болят? - испугался Егорка.
- Нет. - Его "брат" поморгал, чтобы проверить.
- Всё вокруг размытое? Не чётко видишь, мир расплывается?
Двойник огляделся и почему-то рассердился: - Да чаво ему расплываться-то? Мир как мир. Обыкновенный.
- А почему же ты тогда читать не можешь?
- Егорий, - понизил голос "брат" и шёпотом продолжил, - я чёй-то букв совсем не узнаю!
Егорка посмотрел на вывески и расхохотался. Добрыныч обиженно насупился.
- Ай не совестно тебе надо мной насмехаться?
- Добрыныч, миленький, - оправдывался Егорка, вытирая выступившие от смеха слёзы. - Ну как же ты можешь прочитать эти буквы, если ты их не знаешь? Эо же немецкие буквы!
- Мы в Неметчине? - испугался двойник.
- Мы в Немецком районе*. Тут всё на двух языках - и вывески, и газеты, и радио.
Добрыныч посмотрел на поля села и пасущихся на них буро-красных коров.
- И бурёнки немецкие?
Егорка в коровах совсем не разбирался. И в овцах, и в козах, и в свиньях. Он корову от лошади отличал, конечно, и гуся от курицы. Но чтобы породу назвать коровью или куриную, да где она выведена - нет, в этом он не силён. Другое дело динозавры, их он все виды знает, и когда и где были выкопаны, и что ели, и как жили. А коровы или куры - ну что в них интересного? Курица хоть и потомок велоцераптора, но изучать её не хотелось. А про коров Егорка вообще никогда не задумывался.
- Не знаю, - честно ответил он. - Маруся вернётся, спросим.
Глава 16
Маруся посмотрела на коров и сомнением сказала: - По-моему, они не немецкие, а голландские. Я слышала, что они здесь породнились с красными степными коровами и теперь с ранней весны и до поздней осени пасутся, пока снег всю траву на пастбищах не закроет. Очень здоровые оказались коровки и еду себе от снега до снега сами добывают. Но я могу и перепутать, ты спроси лучше у Томы, она же на ветеринара учится.
- У какой Томы? - Егорка никакой Томы не знал.
- У сестры твоей двоюродной, тёти Галиной дочки. Тимка и Томка, слышал о таких?
Слышать-то он слышал, но никогда этих самых Тиму и Тому не встречал. И неудивительно, живут-то они в разных городах, и летом к бабушке в деревню в разное время приезжают. Прошлым летом, когда Егорка в Усть-Порозихе был, Тима с Томой в лагере вожатыми работали, вот они и не встретились. "Этим летом надо обязательно с ними познакомиться, - подумал Егорка. - Хорошенькое дело, Маруся о моей семье больше меня знает. Я ещё ни Лиду с Людой, ни Тиму с Томой, ни речника Григория не видел, а ведь все они мне родня, такие же, как Михаил." И от мысли, что у него так много братьев и сестёр, Егорке стало радостно. Хорошо, когда семья большая! Егорка покосился на Добрыныча. Плохо, когда семьи нет. Хотя почему нет? У дракончика есть Горный Змей, он ему и мама, и папа, и бабушка Змеюшка, и строгий родитель, и добрый учитель. А теперь у Добрыныча появилась подружка Жемчужинка. Друзья - они ведь тоже как семья. А Егорка Добрынычу друг, значит тоже почти что родственник. Так-то оно так, и всё-таки... И всё-таки не у всех есть такое огромное богатство, как у Егорки. У него и братья, и сёстры, и тёти, и дяди, и дедушка, и бабушки, не семья, а семьища! "Приеду домой - нарисую семейное дерево. Я ведь тоже его веточка."
"Нива" остановилась у здания, за которым вдаль протянулись отгороженные забором просторные площадки для прогулок, и по этим площадкам гуляли... страусы!
- Это чем же они тут курей кормят? - изумился Змей Добрыныч, вернее, Егоркин брат.
- Это не куры, - объяснила Маруся. - Это страусы. Здесь страусиная ферма.
- А яйца они несут? - осведомился "брат".
- Во-от такие, - Маруся развела руки. - Пойдём, сами посмотрите.
Ферма Добрынычу очень понравилась. Особенно страусиные и перепелиные яйца, очень они его насмешили своими размерами. И тут же выяснилось, что Егоркин брат жутко, ну порсто невыносимо голоден. "Хитрит! - собразил Егорка. - Хочет страусиные яйца на вкус попробовать." Маруся повела их в столовую, где так вкусно пахло, что и Егорка вдруг обнаружил, что умирает с голоду.
- Ешьте, ешьте! - усадила их за столик Маруся. - Тут еда такая, что пальчики оближешь!
Она сбегала в машину за сумкой-холодильником и купила несколько колец колбасы. Егорка очень удивился, у них дома колбасу ели только домашнюю и не покупали её никогда, мама сама колбасу делала и Егорка даже несколько раз помогал ей начинять колбасным фаршем. Мама говорила, что в магазинной колбасе вся таблица Менделеева. Мама точно знает, она в своей лаборатории проверяла и колбасу, и сосиски, и печенье, и лимонад, и мороженое. И с тех пор мама сама всё дома готовит - и колбасу, и сосиски, и печенье, и лимонад, и мороженое. А тут Маруся - доктор! Доктор, а колбасу покупает! А Маруся ещё котлет набрала, и пельменей, и сумку в багажник унесла. А когда вернулась, набрала ещё выпечки и мёда. Степного. Добрыныч наблюдал за ней с одобрением, он умение вкусно покушать очень уважал.
В машине Егорка осторожно признался: - Марусь, а я не понимаю, это же магазинная колбаса, разве можно её есть?
- Эту можно. Найда проверяла.
И очень серьёзно добавила: - Но её нужно съедать быстренько, натуральные продукты долго не хранятся.
- А-а, - протянул Егорка, будто всё понял, но на всякий случай решил потом уточнить у мамы. Неужели такое бывает, чтобы магазинная еда была настоящей, и никакие не три месяца хранилась, и не три недели, а всего три дня?
Они проехали село Редкая Дубрава. Нарядное праздничное в будний день село, в котором сияют зеркальными окнами школа и детский сад, встречают открытыми дверями дом культуры и библиотека, приглашает незнакомыми Добрынычу буквами центр немецкой культуры, а люди торопятся по своим делам, кто в дом быта, кто в спорткомплекс на тренировку, кто на занятия в школу искусств, кто в парикмахерскую, ко в кафе, а кто и просто в магазины.
- А эти редкодубравцы - настоящие чистюли, - похвалил Егоркин "брат". - И собаки у них по улицам не бегают, кажная в своей усадьбе караулит, даже в собаках у них порядок. Аккуратный народ тут живёт!
- Погоди, ты ещё Гальбштадт не видел, - побещала Маруся.
- Гальб-што? - поперхнулся "брат".
- Гальбштадт - столица Немецкого района, - пояснила Маруся, не отрываясь от дороги.
- А как здесь вообще оказался Немецкий район? До Москвы отсюда три с лишним тысячи километров, а до Германии я даже не знаю сколько.
- Ой, - обрадовалась Маруся, - это старинная история. Хочешь расскажу?
Смешная Маруся, как будто кто-то откажется и не захочет давнишнее предание послушать.
- Шибко старая? - уточнил Егоркин "брат".
- Не очень. Лет сто с хвостиком.
- А велик хвост-то? Сколь годков?
- Почти десять лет, - улыбнулась Маруся.
- Ага, - кивнул довольный "брат". - Ну, сказывай, коли не шуишь.
И Маруся рассказала.
Глава 17
Давным-давно, когда прадедушки и прабабушки наших прадедушек и прабабушек были такими как мы сейчас, отменили в России крепостное право. А что это за право такое? И что за крепость? Не здание, не форт для обороны, а называли в те времена крепостью запрет крестьянам уходить с той земли, к которой они "прикреплены". Как прикреплены, спросишь? Не замком, не привязью, а бумагой, в которой прописано, кто где жить должен. Не всегда такое на Руси было.
- Не всегда, - подтвердил Добрыныч и тихонько добавил: - Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.*