Егорка кивнул, и как ни в чём не бывало, продолжил: - Так чего мы делать-то будем с этой твоей плаксой?
- Не знаю. - Фрося огляделась в поисках выхода. - Может, Машу разбудить?
- Пусть Маша поспит, она устала за день, - вдруг раздался голос Инессы Валентиновны. Настоящей Инессы Валентиновны, поправдишной. - А ты сейчас Георгий или Анатолий?
Егорка даже растерялся на мгновенье: вот как, ну как она всегда всё знает?! И тут же ляпнул: - Это я, Егорка.
- Я почему-то так и полагала. И далеко вы собрались?
- Там кто-то плачет.
Инесса Валентиновна кивнула, повернулась и пошла открывать Егорке дверь, бросив на ходу: - Ефросинья, оденься потеплее. Фонарь возьми.
И Фрося убежала одеваться. А когда вернулась, Инесса Валентиновна уже стояла в куртке и с большим фонарём в руках. Вот как, ну как она всё успевает?!
- Пойдём посмотрим, кто у вас там плачет.
И они пошли.
А ночью в лагере совсем другое дело. Безлюдно, пусто, тихо, страшновато. И фонари качаются от ветра и причитают: "Ну куда вы? Не ходите!" И сосны будто прячут привидений в своих разлапистых игольных хвойных лапах. И вдруг сквозь этот скрип и завыванье, и стрекотание цикад, и шорох, поскрипывание деревянных реек на лестнице пирса, и сквозь другие ноты музыки ночного лагеря, до них донёсся плач.
- И правда плачет.
- На озере.
- Ну что, пойдём посмотрим?
А озеро в ночи и не узнаешь. Темно и жутковато, и зловеще. На набережной, где прожектор светит, там посмелее и повеселее. А чуть шагнул в сторонку, в темноту, и будто обволакивает страхом. А почему так страшно - непонятно. Ведь вроде всё знакомое, дневное. Но ночью почему-то всё другое. И плачет кто-то вдалеке так горько. На Горьком озере так никогда ещё никто не плакал. Смеялись много, выздоравливали, пели, но чтобы так рыдать посреди ночи?.. А когда ближе подошли - не слышно, стихло.
Инесса Валентиновна на озеро посветила - никого. И Фрося посветила - никого. А Егорка озеро разглядывать не стал, он своим фонарём под ноги на берегу светил-светил, и высветил - возле воды камушки блестят. Егорка так и замер. Не может быть! Драконьи слёзы*! Снова! А кто же их наплакал? Динозавр? Или раз слёзы - всё-таки дракон? Егорка молча положил камни в карман и пытался рассказать о них Фросе, но она так сосредоточенно разглядывала озеро, что не замечала знаков, которые он ей подавал.
Побродив по пустынному берегу, они вернулись к домику.
- Но плач ведь был? Ведь мне не показалось? - допытывалась Фрося у Инессы Валентиновны.
- Плач был. И это очень-очень странно. Давай-ка, Ефросинья, спать. Мы с Егором дойдём до восьмого отряда.
- А можно я переночую дома? Я так соскучился по моей кровати. И по отряду.
- Да переночевать-то можно. Только идти нам с тобой в тот корпус всё равно придётся.
- Почему? - хором спросили Фрося и Егорка.
- Фрося, марш спать. Да потому что ты открыл окошко в вожатской. Там же всех теперь продует. Пойдём закроем.
И они закрыли.
Потом Егорка юркнул в свою палату и занырнул в свою кровать и вот что странно - такой же домик, и такая же палата, и такая же точно кровать, один в один, но чувствовал себя он по-другому. А почему? Здесь он был как дома. А там - не очень. Или очень не.
Егорка вспомнил, что надо рассказать Фросе про драконьи слёзы, и написал ей сообщение, и слышал, как запищал Фросин телефон, и слышал, как вожатая Маша сонно ворчит: "Ты чего ночью в телефон играешь? Глаза испортишь. Всё, до утра твой телефончик забираю." И слышал Фросино просительное: "Маша!" И Машино строгое: "Я уже 16 лет Маша. А ты телефоном ночью глаза портишь." И слышал, как ещё попрепирались, и всё затихло. И уснули обе. И уснул Егорка.
Глава 10
А утром снова разбудила песня. И снова побежали на зарядку. И умываться, и потом на завтрак, и на "линейку". В общем, как обычно. Потом все разбежались по занятиям, а Фрося и Егорка пошли к пирсу. Егорка показал драконьи слёзы, и они долго вместе удивлялись. Да кто же это? Если динозавр, то как наплакал драгоценные камни? А если дракон... то совсем ничего не ясно. И Михаил куда-то подевался, не отвечает на звонки, не пишет. И динозавр не показывается. Они уж и бродили по колено, и разглядывали озеро, и выпросились у плаврука на спасательной вышке с биноклем подежурить. Нет. Ничего и никого не видно.
И снова пришло время репетиций, и Фрося понеслась бегом в беседку. Егорка снова сидел рядом, слушал. Всё было как обычно. Как обычно, но только жёг карман драконий камень, и в озере ночами кто-то плакал, и непонятно, что это такое, и это не давало им покоя. А в остальном всё было как обычно. И Егорка вдруг понял, что именно сейчас что-то необыкновенное и произойдёт. Он давно заметил, что когда живёшь обычной жизнью, делаешь будничные обыкновенные дела и ничего особенного не ожидаешь - вот тогда-то всё и происходит! Всё самое невозможное и невероятное. И вообще Егорке казалось, что с этой самой "обычной жизнью" взрослые что-то напутали. Не бывает никакой "обычной" жизни. Жизнь необыкновенная всегда! Каждый день. Каждый час. Егорка, когда вырастет, обязательно этот феномен изучит. Необыкновенную обычную жизнь.
И он почти совсем не удивился, когда увидел в лагере Пройдоху*. И Михаил шагал ему навстречу с полной авоськой мячей - футбольных, волейбольных, баскетбольных. "Кому это он такую гирлянду привёз?" - удивился Егорка. И совсем растерялся, когда узнал, что все эти мячики для него. И что он сам об этом попросил.
- Ты же сам попросил: привези мяч. А какой мяч - не сказал. Вот я и привёз все. На всякий случай.
- Я попросил?
- "Срочно приезжай. Привези мяч." Твои слова?
- Меч, - простонал Егорка. - Привези мЕч!
- А что случилось-то? - сразу посуровел Михаил.
Егорка достал из кармана драконьи слёзы и протянул брату.
- Добрыныч прилетал?
- Неизвестный ночью наплакал.
- Братка, давай подробно.
И Егорка рассказал подробно. А когда он закончил и с тоской посмотрел на мячи, Михаил спросил: - А как мы будем Змеев вызывать в лагере? Небо потемнеет посреди бела дня, гром загрохочет, Горный Змей басом зарокочет. Земля зашатается, дети испугаются.
- Так у тебя меч с собой?!
- А как же! Или я не богатырь?
Егорка просиял. И сказал уверенно: - Не испугаются.
Он дождался конца репетиции, подошёл к Инессе Валентиновне и отвёл её в сторонку.
- Инесса Валентиновна, как нам сделать так, чтобы в лагере не испугались грозы и небольшого землетрясения, которое здесь скоро произойдёт?
- Точно произойдёт? - невозмутимо спросила Инесса Валентиновна.
- Точнее не бывает, - подтвердил Егорка и посмотрел на Михаила. Тот подошёл и встал рядом.
- И как долго будет длиться ваше грозовое землетрясение? - поинтересовалась Инесса Валентиновна.
- Примерно полчаса, - прикинул Михаил.
- Примерно не пойдёт, надо точное время. Полчаса вам хватит?
- Хватит, - пообещал Михаил.
- А потом что?
- А потом всё стихнет и будет как раньше. Тишь да гладь.
- Да не такая уж здесь тишь, по ночам кто-то на берегу рыдает, из медпункта дети пропадают, - она выразительно посмотрела на Егорку, - и котлеты в озеро кидают.
- Вот именно поэтому нам и надо организовать быстрое затмение и землетрясение, - заверил её Михаил.
- Ну что ж, тогда я иду в дирекцию и предупреждаю, что сейчас будут проводиться учения по спасению во время землетрясения. Но только полчаса.
- Спасибо! - поблагодарил Михаил. - Мы успеем.
- А если не успеем, Миш? - испугался Егорка, когда Инесса Валентиновна ушла.
- Успеем, - успокоил его Михаил. - Фросю зови.
Через несколько минут, когда всех детей вожатые загнали в домики и лагерь опустел, начались "учения". Михаил принёс из Пройдохи старый ржавый меч, и они пошли на берег. Чем дольше Михаил держал меч в руке, тем больше тот оживал. Когда они подошли к озеру, меч уже сиял и переливался.