Распахнув люк, она не стала опираться ногой о крыло, а просто присела на трап, задержавшись лишь для того, чтобы запахнуть летную куртку поплотнее, спасаясь от удивительно холодного ветра, а затем развернулась, чтобы вытянуть ноги во всю длину и нагнуть лоб почти к самым коленям, избавляясь от сводящей спину судороги. Вдали послышался улюлюкающий вой сирен мчавшихся к самолету аварийных машин, почти заглушённый пронзительным верещанием чудовищных винтов «Сикорского».
Она без сил съехала на землю в тот самый миг, когда подоспели первые «Пылкие папаши» — пожарники в сверкающих огнеупорных скафандрах, позволяющих без особого риска разгуливать в самом сердце жуткого пекла, — притащившие мощные пенные огнетушители. Они не понадобятся, а вот врачу дело найдется.
Николь поморщилась, когда докторша осторожно потрогала шишку у нее на голове, идущую вдоль линии волос от уха, где кронштейн микрофона оставил рваную рану.
— А я-то думала, что это небьющийся пластик, — проворчала Николь.
— Напишите производителям, — невозмутимо отозвалась врач. — Жуткий ушиб. Что вы видите? — осведомилась она, поднимая палец перед носом Николь.
— Палец, в фокусе.
— Следите за ним. — Она принялась водить пальцем вверх, вниз, в стороны, а Николь послушно следовала за ним взглядом. — Как вы себя чувствуете?
— Выжатой досуха. Все болит и ноет.
— Устали?
— Полет выдался долгий, даже до аварии.
— Не исключена контузия. Мы отвезем вас в госпиталь, чтобы оказать первую помощь.
— Потрясно.
— Послушайте, лейтенант, я ведь не виновата.
— Я тоже.
При виде куртки Николь приехавшее на автомобилях начальство — пара представителей военной полиции и один из дежурных офицеров, майор, удивленно приподняли брови. Лишь немногие из старших офицеров удостоились подобных курток, не говоря уж о юных пилотах, у которых молоко на губах не обсохло. Николь вручила ему идентификационную карточку и сопроводительные документы, и тот сунул их в портативный считыватель, висевший у него на плече.
— Да уж, лейтенант, заявились вы с шиком, ничего не скажешь, — изрек он, возвращая документы.
— Я этого не планировала, сэр, уж поверьте.
— Вас хочет видеть полковник Сэллинджер, — начальник Гражданского испытательного авиацентра. «Должно быть, — не без горечи подумала она, — чтобы дать мне под зад коленкой за подобный высший пилотаж». Сэллинджер был от нее не в восторге во время пребывания Николь здесь в роли вице-командира при Гарри Мэконе, с жаром во всеуслышание протестуя против особого обхождения, как он считал, которым удостаивал Николь его друг.
— Сперва я предъявлю на нее свои права, майор, — возразила врач. — Боссу придется подождать, пока мы ее подлатаем.
— А что будет с моим «Бароном»? — поинтересовалась Николь, и майор обернулся к коренастому человеку с обветренным лицом и лычками старшего сержанта на погонах комбинезона.
— Что скажете, Кастанеда?
— Посадка была жестковата, майор, — с мягким испанским акцентом отозвался тот, сидя на корточках под двигателем, — но эти старые звери рассчитаны и не на такое. Мы без труда докатим его до ангара и затащим на стапеля, а уж после похлопочем о нем.
— Спасибо, Рей, — сказала Николь. Тот пожал плечами и уверенно улыбнулся, словно в предвкушении удовольствия.
— Майор, — проговорила врач, — если у вас больше ничего нет, то мы с лейтенантом тронемся.
— Забирайте ее, Адани. Но как только вас приведут в порядок, лейтенант, неситесь в кабинет полковника Сэллинджера на всех парах, ясно?
Николь заставила себя вытянуться в струнку и стремительно вскинула руку в салюте. Майор ответил тем же. Она подождала, пока он вернется в машину и умчится, а после пробормотала:
— Его-то какая муха в задницу укусила?
— Середняк на служебной лестнице, — рассмеялась докторша, — потративший массу времени и сил, чтобы добраться до нынешних высот…
— И недолюбливающий юных сорвиголов, якобы нащупавших более быстрый путь к успеху?
— Я этого не говорила.
— Если бы он только знал!.. — тряхнула головой Николь.
2
Лишь много позже, когда шок сменился болью, лишь отчасти приглушенной простейшими медикаментами, Николь начала излагать случившееся, собирая воспоминания по кускам, составляя из разрозненных фрагментов последовательное, связное целое.
И тогда ее охватил гнев.
Она находилась именно там, где должна — на трассе, по плану, следуя по графику, заявленному и одобренному еще за неделю, и наверняка была отмечена, если не на экранах местных региональных Центров, то в Главном региональном графике уж наверняка. А какой-то головотяп, сукин сын, выскочил, как черт из табакерки, откуда-то сзади-снизу, где даже ее бортовой радар не имел ни малейшего шанса засечь его, вымахнул из-за гор, скрывавших его от всех наземных радаров, и с ходу подшиб ее ударной волной, едва не отправив к праотцам.
Когда она добралась до штаба, приняв душ и переодевшись в чистую форму, гнев перешел в раскаленную добела ярость, пронзительно-интенсивную, как факел ацетиленового резака. И тут обнаружилось, что полковника Сэллинджера нет на базе, и вернется он лишь поздно вечером. Голод донимал Николь, и, оставив у адъютанта весточку для полковника, она села на рейсовик «Розамунда» — главное средство транспорта в одноименном городишке среди пустыни — и вышла у парка Хэпа Арнольда, названного в честь якобы величайшего начальника штаба в истории ВВС, командовавшего во время второй мировой войны вплоть до 1946 года, когда военно-воздушные силы стали отдельным родом войск.
Зелени в парке не так уж много; он стал предметом несколько извращенной гордости обитателей базы, сохранив в неизменном виде доисторический пустынный пейзаж. Тропинки ведут прочь от дороги, проходя между двумя шеренгами стоящих самолетов — исходных образцов, прошедших испытание в небе над пустыней, начиная от «Белла Х-1». Тут есть любые модели — от самых примитивных по конструкции до поражающих воображение; некоторые с виду кажутся просто не способными оторваться от земли, зато другие будто рвутся в полет. О большинстве из них Николь читала, слышала или смотрела видеоматериалы, а на двух-трех даже летала сама. Если на Луне ее любимым местечком была Орлиная Площадка, то на Земле — этот парк. Здесь можно наяву увидеть времена, когда Эдвардс существовал чуть ли не понарошку, а безумцы, воцарившиеся на самом краю света, творили невозможное, терзая машины — воплощение последнего слова техники на тот момент и успевавшие безнадежно устареть уже назавтра, — и грань между тем и этим светом была так узка для них, что решившиеся подойти к ней чаще всего погибали. Когда Неведомое было неведомым воистину.
А теперь гребни холмов возносятся и опадают, будто океанские волны, буквально утыканные домиками, деревьями и даже — о, Господи! — газонами; словом, всеми приметами поселения солидной коммерческой компании, вплоть до школ, магазинчиков и прогулочных зон. Николь попыталась вообразить, каково тут было Йийджеру и Ридли, Кроссфилду и Кинчело[10] в первые сумасшедшие годы, когда они были практически предоставлены самим себе и ходили по самому краю. Затем она обратилась мыслями к последовавшему довольно скоро периоду, когда пилотов хоронили чуть ли не каждую неделю, и задумалась о том, не слишком ли высока была цена познания.
Пока она предавалась раздумьям, солнце совсем закатилось, и день почти угас, напоминая о себе лишь разноцветьем красок над самой линией горизонта, постепенно переходящим в глубокую синеву сумерек. На востоке замерцали звезды, холодный ветер заставил Николь поднять воротник куртки и пожалеть, что под курткой нет ничего потеплее рубашки с короткими рукавами. Вещи остались на борту «Барона», и Бог знает, куда его задевали теперь. С неудовольствием фыркнув, она зашагала через парк к поросшему травой пригорку, на котором особняком стояло неказистое здание. К нему вела дорога, хотя она вроде бы должна быть закрыта для транспорта. Приличный и достойный путь к «Сорвиголовам» лежит через парк. Мимо самолетов. Тогда приходишь на место, проникнувшись ощущением времени и перспективы.
10
Летчики-испытатели, имена которых связаны главным образом с первыми реактивными самолетами серии X.