– С Земли?
– В основном с Марса. В Долинах Маринера растут яблоки, слива, виноград и много чего еще. – Мохан чувствовал себя настоящим марсианином, просвещающим неофитов. – Под Авалоном есть плантации прекрасных дынь.
– В самом деле? Нужно попробовать! – Мадлен порхнула к автомату. – Мальчики, вам принести?
«Мальчики» с энтузиазмом закивали. Аппетит у них был явно на высоте – у всех, кроме доктора. Тот печально ковырялся в тарелке и уже перемазал усы сметанным соусом.
– Кажется, вашему шефу не понравился судак, – тихо промолвил Мохан Ивану. – Почему бы вам не заглянуть в «Арагви»? Там подают шашлыки.
– Доктор не ест мясо, только рыбу, и желательно ту, которую сам выловил, – шепнул Каспер.
– Почему?
– Он островитянин. Мы все тут островитяне. Что водится в море, то и едим.
– Не удивляйся на шефа, он всегда такой, – зашептал с другой стороны Иван. – Человек не от мира сего. Сплошная сингулярность!
Мохан уже понял, с кем сидит за столом – с Жаком Колиньяром, гигантом мысли, творцом теории пробоя, продолжившим труды Саранцева и Римека. Он было удивился, что сразу его не узнал, но тут ему вспомнилось, что Колиньяр не жалует прессу, и ни один журнал не может похвастать его фотографией. Колиньяр был из тех служителей знания, что не терпели шумихи, суеты и дальних странствий. «Какая причина могла подвигнуть его на межпланетный перелет?.. Кажется, Лиззи уже догадалась», – подумал Мохан и решил, что расспросит жену.
Посидев за столом еще немного, он встал и откланялся. Больше встретиться с Колиньяром ему не довелось.
Не довелось, хотя пересечение их путей, как многое в жизни, лишь казалось случайным. Такие пересечения или контакты судеб вовсе не требуют личных встреч и происходят обычно в иной плоскости, не связанной с конкретным местом на Земле, городом на Марсе или космической станцией. Это ноосфера, ментальное пространство, обитель образов, слов и идей, где ничто не умирает, не забывается и никогда не пропадет, пока существует человечество. Там можно встретить давно почивших гениев и прикоснуться к их мыслям, услышать их голоса, взглянуть в их лица; можно перенестись в другую вселенную, в прошлое, будущее, куда угодно, ибо нет предела человеческой фантазии; можно пообщаться с существами, совсем не похожими на землян, даже с богами и адскими тварями, с любым, кто рожден воображением людей. Каждый из нас вносит в ноосферу вклад, большой или маленький, и чем он значительнее, тем сильнее и чаще влияет на миллионы жизней – прямым ли убеждением, подсказкой или неясным намеком. Вклад Колиньяра был велик – так стоит ли удивляться, что Мохан Мадхури, писатель и эксперт-стажер, соприкоснулся с его идеями и даже, не будучи математиком, сумел их в каком-то смысле овеществить.
Но об этом – потом. А сейчас Мохан перешагивает порог контактной камеры, садится в кресло, натягивает шлем и ощущает, как присоски датчиков холодят лоб и шею. Под пальцами его правой руки – контактная панель. Отмерив время очередного эпизода – пятнадцать дней, что пролетят для него в немногие минуты, – он нажимает пусковую клавишу. Под кожухом считывающего агрегата перемигиваются огоньки, нить с ментальной записью входит в воронку уловителя, и лицо Мохана застывает. Он больше не эксперт ИНЭИ, живущий в двадцать четвертом веке, он капитан Питер Шелтон, первый после Бога на борту «Амелии». И вокруг него – не стены космической станции, а пространство, полное соленых вод, яркого света и холодного воздуха. Под ногами – палуба корабля, за бортом – волны, а над головой – широкое полотнище грота-триселя.
Волны качают «Амелию» и несут, несут ее на север…
Часть II
Прошлое
Южное море. Март 1685 года.
Примерно пятьдесят два градуса южной широты
Запись № 006322.
Код «Южная Америка. Питер Шелтон».
Даты просмотра записи: 17—28 августа 2302 г.
Эксперт: Мохан Дхамендра Санджай Мадхури.
Море штормило. То был явный предвестник осенних бурь и еще более свирепых зимних, ибо здесь, по другую сторону экватора, сезоны менялись местами: время весны превращалось в осень, а лета – в зиму. Стоило поспешить, чтобы добраться до благодатных краев, где всегда тепло, где вечно зеленеют деревья, а с полей и садов снимают в год по два урожая. Добраться до Лимы, Гуаякиля, Гранады, Панамы, до испанских амбаров, полных зерна, до пастбищ с тучными стадами, до сундуков с сокровищами и чернооких женщин. Ради этого стоило поторопиться!
Однако не получалось. С попутным ветром флотилия могла идти со скоростью четырнадцать узлов, одолевая в сутки больше трехсот миль. Но ветер был переменчивый, задувал то с севера, то с юга, а временами налетали ураганы с гор, отбрасывая фрегаты и бриги в открытое море. Оставив позади пролив, корабли продвигались к экватору трудно и медленно. Лежавший на востоке берег был неприветлив и безлюден – скалы, каменистые пустоши, покрытые льдами горные вершины на горизонте, и никаких признаков людского поселения. Никакой жизни, кроме птиц да плескавшихся в прибрежных водах тюленей.