Эдвард Дэвис сидел во главе стола, в резном кресле, нежившим когда-то испанского адмирала. По обе стороны от него – Сван и Таунли; эти трое были признанными главарями, и пять сотен из восьмисот корсаров находились под их командой. Остальные капитаны, и Шелтон в их числе, устроились кто у стола, кто у стены; Пат Брэнди оседлал орудие, а Лейт, которому тоже не хватило кресла, уселся на бочонок с порохом. Шелтон выбрал место рядом с Грегором Рокуэллом, давним своим знакомцем; когда-то, еще плавая на старой «Амелии», он помог Грегору отбиться от трех испанских кораблей. Нынче своего судна у Рокуэлла не было, он пошел в подручные к Дэвису и командовал «Пилигримом», вторым его кораблем.
– Выпьем, джентльмены! – Эдвард Дэвис широким жестом указал на стол. – Выпьем за успешное начало предприятия! Мы в Южном океане!
Рома не было, только испанское вино в двух не очень объемистых кувшинах. Зато вместо кружек – серебряные кубки. Правда, разнокалиберные, награбленные неведомо где.
Вино оказалось слабым и кисловатым. Питер заметил, как Таунли сморщился и отставил недопитый кубок. А затем буркнул:
– Проклятье! Что ты считаешь успешным началом, Эд? То, что мы прошли четыреста миль за половину месяца?
На длинной сухощавой физиономии Дэвиса не отразилось ничего, лишь дрогнули ноздри костистого носа.
– Мы в Южном океане, – спокойно повторил он. – Мы добрались от Ямайки до пролива и миновали его. Наши корабли целы, а наши люди живы.
– В этом дьявольском краю скоро зима. Никакой добычи окрест! – Таунли махнул в сторону окна. – Надо скорей выбираться отсюда! И брать первый же испанский город!
– Насчет выбираться – согласен, – с прежним ледяным спокойствием произнес Дэвис. – А брать город обождем. Сначала – в Панаму, где ждут Гронье с Пикардийцем.
Таунли воинственно уставился на Дэвиса:
– Это еще зачем? К чему нам французы?
– Напоминаю, так мы с ними договорились. Договор есть договор! Кроме того, у нас будет больше людей, и мы сможем…
Капитан «Старины Ника» грохнул кулаком по столу.
– Ха, людей! Лягушатников, ты хочешь сказать!
Таунли был вспыльчив, сварлив и жаден и считал, что всякие договора писаны не для него. Дэвис относился с большим уважением к обычаям Берегового братства, показывая это при любом удобном случае. Его можно было бы считать неплохим предводителем, но слова Дэвиса часто скрывали его намерения и мысли – точно крышка ларца, в котором спрятан острый нож или заряженный пистолет. Властолюбивый, но осторожный, Дэвис никогда не забывал обид и не любил возражений, однако не торопился с ликвидацией несогласных. Соединившись с Пикардийцем и Гронье и увеличив свои силы, он мог отделаться от Таунли многими способами – переманить к себе его людей, или отпустить весь отряд, или всадить несговорчивому капитану пулю в лоб. Но здесь и сейчас он проявлял терпение.
Пожилой Чарли Сван, экипаж которого был больше, чем у Таунли, а на фрегате имелось шестнадцать пушек, примирительно молвил:
– У французов пятьсот человек, и драться они умеют. С таким пополнением мы можем взять даже Лиму! Лиму, где любой бедняк-испанец ест на серебре! – Сван поднял серебряный кубок, и его глаза под нависшими бровями жадно сверкнули. – А их вице-король, их гранды и попы жрут с золотых тарелок! Нам не хватит кораблей, чтобы увезти добычу!
– Добыча велика тогда, когда в дележке нет лишних, – заметил Джонас Рикс, капитан «Фортуны». – Но я согласен с адмиралом, договор есть договор. Нужно идти в Панаму, как мы обещали.
Согласен с адмиралом! Щекастая физиономия Таунли перекосилась, он яростно вцепился в отвороты своей потрепанной куртки. С адмиралом! Дэвиса впервые так назвали, о чем, вероятно, условились заранее – Сван ухом не повел, а Кук и Бамфилд одобрительно кивнули. Мнение Пата Брэнди и Лейта было неинтересно – по причине незначительности их отрядов и отсутствия пушек на кораблях. На барке Таунли орудий тоже не имелось, и потому он скрипнул зубами, но смолчал.
Шелтон наклонился к Рокуэллу, сидевшему рядом, и произнес чуть слышно:
– Итак, у нас уже есть адмирал? И когда мы его выбрали?
Грегор усмехнулся:
– Господь сказал: когда есть пушки и мушкеты, выборы не нужны.
Таунли, заметив, что они шепчутся, мрачно уставился на обоих – должно быть, решил, что ему перемывают кости. Не обращая на него внимания, Питер потянулся к кувшину, плеснул себе в кубок и выпил. Захмелеть от этого вина было нельзя, разве что от целой бочки. Хитроумный Дэвис не зря его выставил.