– Мохан! – позвал его кто-то встревоженным голосом. – Мохан, ты очнулся?
Мохан Дхамендра Санджай Мадхури, эксперт ИНЭИ, поднял веки. Милое женское лицо парило над ним в облаке темных локонов; подрагивали длинные ресницы, трепетали губы, повторяя его имя, в волосах, над левым ухом, блестела заколка из серебра. Старинное украшение, его подарок…
– Мохан, ты меня слышишь? Ты узнаешь меня?
Он глубоко вздохнул.
– Я тебя узнаю, даже вернувшись из преисподней. Лиззи, счастье мое! Я…
– Помолчи. – Ее пальцы коснулись висков, потом затылка, отсоединяя датчики контактного шлема. – Помолчи и сиди спокойно. Нельзя вставать сразу после сеанса.
– Я помню. – Он посмотрел вниз и сказал: – Пол качается, словно палуба корабля. И ноги… Такое ощушение, будто я провел на ногах много часов.
– Это пройдет, но тебе нужно отдохнуть. Пойдем в обзорную галерею, милый. Апельсиновый сок, кофе и вид звездного неба… Это успокаивает.
Когда пол перестал раскачиваться, Мохан осторожно поднялся. Елизавета поддерживала его, но в этом не было нужды: он пребывал уже здесь, в реальности двадцать четвертого века, на космической станции, висевшей над Марсом.
Створки люка разошлись перед ними, и Мохан, остановившись на секунду, окинул взглядом контактную камеру. Удобное мягкое кресло с широкими подлокотниками, шлем на его сиденье, кабель, протянувшийся к считывающему агрегату… Под прозрачным кожухом мерцали огоньки и виднелась тонкая нить с ментальной записью. Целый мир хранился сейчас в этом устройстве, мир, канувший в прошлое: неизведанные просторы суши и моря, девственные равнины и острова, народы, которых больше нет, забытые языки и обычаи, странные одежды, примитивные орудия, корабли, плывущие по воле бурь и ветров… И в этом исчезнувшем мире спал в своей каюте Питер Шелтон, спал, покачиваясь на волнах и, возможно, видел счастливые сны. Капитан, первый после бога на борту «Амелии»…
Прощаясь с ним, Мохан поднял руку и улыбнулся.
Станция ИНЭИ над поверхностью Марса. 2302 год
Внешняя стена, пол и потолок обзорной галереи были прозрачными. Она занимала примерно шестую часть окружности гигантского диска, тянулась метров на двести пятьдесят, и в той ее стене, что граничила с жилым сектором, устроили ниши с кафе, игровыми автоматами, терминалами связи с Авалоном или просто скамьей под кустами жасмина. В одном из таких крохотных отсеков и устроились Елизавета с Моханом. Это место им очень нравилось – кроме жасминовых кустов здесь росла лаванда и стоял круглый аквариум с пестрыми пучеглазыми рыбками. К тому же их семейный модуль находился рядом: выход с галереи в Лунный коридор, семнадцать шагов, поворот в коридор Цереры, и вот оно, их гнездышко, под номером сорок шесть. Спальня, зона отдыха и санблок, кубатура сто двадцать, стандартная для семейных пар. Мохан, родившийся в Бомбее, на берегу Аравийского моря, еще не привык к тесноте и к тому, что приют их любви именуется модулем. Елизавета, для которой станция была как дом родной, утешала супруга русскими пословицами – мол, с милым рай и в шалаше.
– Как прошел контакт с идентом[8]? – спросила она, наливая кофе в чашку Мохана.
Вопрос был не праздный – успех слияния определялся в какой-то мере подобием героя записи и изучающего ее эксперта. Опытные аналитики могли подавить отторжение, возникавшее при несходстве характеров, но Мохан, эксперт-стажер, таким искусством еще не владел. Одиссея Шелтона стала вторым эпизодом, предложенным ему для исследования, а первая работа была связана с плаванием в Библ египтянина Ун-Амуна[9]. Этот бедолага, заброшенный в Финикию и тоскующий по дому, неприятия у Мохана не вызывал – скорее, сочувствие. Ун-Амун оказался человеком мирным, богобоязненным, и если кого и мог зарезать, так только жертвенного барашка. А вот капитан Шелтон был ягодкой с другого поля. За краткий период контакта Мохан еще не распознал, кто он, этот Питер Шелтон, корсар, купец, или то и другое в одном флаконе. Со временем это прояснится, а сейчас, размышляя о его статусе, полагалось учесть нюансы торговли в вест-индских водах, звон испанского серебра, такой чарующий и соблазнительный, количество пушек «Амелии» и свирепые рожи ее команды. Вероятно, на совести Шелтона была не одна жизнь и не одно потопленное судно, и все же Мохан симпатизировал ему. От того, пожалуй, что ощущался в капитане некий стержень, крепкий, как закаленная сталь. Такие люди всегда внушают уважение.
8
9
Ун-Амун был послан в финикийский город Библ за кедровым лесом для священной ладьи Амона, главного божества Фив. Его странствие датируется примерно 1100 годом до н. э. и описано в папирусе, дошедшем до наших времен.