— Хорошо, признаю: я урод, и мне жаль. Пожалуйста, сделай одолжение и больше не вороши прошлое... Как я понял, тут скука смертная. Признайся, ты ведь раскаялась, что уехала из Москвы?
— Нет, — отрезаю. Мне не нравится, куда вырулил разговор.
Костя сверлит меня испытующим, ледяным взглядом, но я не пасую — я действительно не жалею, что спаслась и нашла силы выжить.
— Может, сходим куда-нибудь? — мягко продолжает он. — Утром самолет, а я так и не успел оценить и прочувствовать всю прелесть этого города.
Пальцы дрожат, ложечка позвякивает о фарфоровую стенку отколотой чашки, но я не поддаюсь: страх — всего лишь реакция на реальную или воображаемую опасность. Он только в моей голове.
— Есть одно заведение — «Черный квадрат». Сейчас там не проводят шумные тусовки, но он открыт для посещений. Предлагаю забуриться туда.
— Отлично, молодежь! — Румяная и благоухающая ароматом мандарина мама вплывает в комнату в моей футболке и пижамных штанах. — Развлекитесь хорошенько. Костя, милый, обещаешь доставить Эрику в целости и сохранности к двадцати трем ноль-ноль?
Костя степенно кивает и дует на кипяток:
— Ирина Львовна, да не вопрос!
***
Глава 41. Эрика
В жарком, запотевшем закутке ванной наконец уединяюсь я — наношу яркий макияж, трогаю пальцем татушку и глупо хихикаю, напяливаю самые крутые шмотки и всматриваюсь в свои синие, странные, чересчур огромные глаза.
Взгляд медленно скользит по узлам и рытвинам шрама, и интуиция воет голодной собакой. Под нежной, ненавязчивой заботой Влада я забыла об увечье, отпустила прошлое, и злость на Костю притупилась. Его угрозы, насмешки и кулаки будто происходили в другой жизни, или вообще не со мной...
И я вдруг осознаю, что прощение открывает перед нами множество дорог, ведущих к свободе, тогда как стремление к мести выматывает, разрушает и гонит в никуда.
На негнущихся ногах предстаю перед гостями, поправляю каре, одергиваю рукава блузки. Костя неловко ерзает и прищуривается, зато мама приходит в полнейший восторг и вскакивает с кресла:
— Новый гардероб? Откуда?
— Подарили...
— Просто шик. Отменный вкус!.. — она кружит возле меня, оценивает фасон и ощупывает качество ткани. — И шарф этот скучный сняла. Отлично! Вот это мы одобряем, да, Кость?
Костя, не ожидавший от меня такой смелости, растерян, деморализован и не может подобрать слов. Его обрамленный белесыми ресницами взгляд полон тоски и щенячьего раскаяния, и я усмиряю глубинную паранойю.
В клубе будет полно людей. Мне ничто там не угрожает.
***
— Ну и дыра... — Костя подзывает официанта, нервничает и ежеминутно поглядывает на часы, но я игнорирую его недовольство. Расслаблено потягиваю холодное пиво и рассматриваю окружающую обстановку, хотя подспудно ожидаю, что он все же не выдержит и выбьет бокал из моей руки.
Черные стены исписаны мелом и разноцветными граффити, звучит негромкая музыка, но место у диджейского пульта пустует, и в зале нет ребят из разношерстной компании Дэна.
В достопамятный августовский вечер я не доехала до этого легендарного клуба, а зря: здесь уютно, креативно и весело, а еще здесь явственно ощущается присутствие Дины и... Влада. Я выискиваю среди присутствующих знакомые черты или белую футболку с крылышками, но, конечно же, не нахожу, и топлю горечь в щедром глотке.
— Ну, и ради чего ты теперь живешь? — привычный борзый тон Кости вызывает испуг, но я вовремя понимаю, что агрессия обращена не на меня, а на красноволосых неформалов за барной стойкой. — Гнилой угол. Непрестижный вуз. Никаких перспектив...
— Я живу, чтобы каждое утро поливать орхидею! — прерываю поток упреков и снова выдерживаю тяжелый взгляд.
— Серьезно?
— Да. У меня ответственность перед ней.
— А у меня аллергия на эту хрень, и тебе придется от нее избавиться! — Костя комкает салфетку, откидывается на спинку стула и бледнеет от ярости, а я констатирую: он не изменится никогда...
Страх липким скользким комком попадает за шиворот, проникает под кожу и выхолаживает нутро, я съеживаюсь и жду последствий. Я так и буду всю жизнь убегать от него, путать следы, прятаться и спасаться... Зачем? Может, и впрямь прекратить бороться?..
Рефлекторно отодвигаюсь, поднимаю взгляд выше и дергаюсь, как от укола иголкой — с фотографии на стене на меня напряженно взирает Дина. Легкое головокружение отзывается слабостью в коленях, уши закладывает, и хриплый низкий голос Кнопки взывает к совести:
— Ты просто обязана быть счастливой. Если предашься унынию и надумаешь вернуться к своему упырю, точно станешь причиной моей смерти! Но знай: даже тогда я явлюсь к тебе и вправлю мозги!