Выбрать главу

— Со сдвигом по фазе, — распалялся амбал.

Смех в классе нарастал. Ребята переглядывались и шумели всё увереннее.

— Хватит! — Виктор хотел рявкнуть, но неожиданно дал петуха, испортив всю картину.

— При активном сопротивлении! — второй товарищ амбала хлопал ладонью по парте.

— А эбонитовая палочка будет? — хохотал кто-то.

Всё вышло из-под контроля. Выкрики полетели один за другим, класс превратился в толпу. По кабинету полетели скомканные бумажки, хохот перерос в рёв, хлопали тетрадки и книжки, ученики повскакивали со своих мест. Ольга в одиночестве сидела на первой парте, сложив руки на груди и опустив глаза. Виктор прирос к месту с выпученными глазами, изредка вскрикивая: "Хватит, прекратите", — но его никто не слышал.

Внезапно дверь распахнулась и грохнула о стену. В проёме молча стоял Харитон Корнеевич. Очевидно, гвалт был прекрасно слышен в учительской через стену. Буйство мгновенно остановилось. Ученики спешно возвращали стулья на места и втискивались за парты. По классу пронёсся шум закрываемых учебников и открываемых тетрадей. Заводила с камчатки сел медленно и с явной неохотой, в упор глядя на физкультурника. Шум стих.

— Вы! — прогремел Харитон Корнеевич. — Что вы себе позволяете? Ваше поведение позорит не только вас, но и нас, ваших наставников! Не этому мы вас учили! Вы не просидели спокойно и одного урока! Как в зверинце! А ты, Кривов?! Затейник! Дважды на второй год не оставляют. Захотел прохлопать ещё один год и со справкой выйти? Тебе придётся учиться, чтобы тебя хотя бы допустили к экзаменам! Вы все, я ждал от вас большего!

В тишине прозвенел звонок, ученики спешно побросали принадлежности и книги в рюкзаки и поспешили ретироваться. Физкультурник посторонился. Последними вышли так и не поднявшая глаз Ольга и амбал Кривов. Харитон Корнеевич прожёг его спину взглядом, перевёл взгляд на Виктора, горько хмыкнул и ушёл, закрыв дверь.

Вечером того же дня Виктор плакал в суп. Он сидел в старенькой тесной кухне за столом, накрытым практичной скатертью. Его мать, Мария Ивановна, моложавая женщина в голубом домашнем платье и пушистых тапочках, сидела напротив, подперев щёку, и смотрела на сына со смесью усталости и сочувствия.

— Они бумажки швыряли через весь класс! Никакого уважения! Они меня вообще ни во что не ставили! — сокрушался Виктор, некрасиво размазывая слёзы кулаком с зажатым в нём куском хлеба. — И всё этот Кривов!

— Какой Кривов?

— Второгодник! Ему восемнадцать! Я ему едва до плеча достаю! Не удивлюсь, если он по вечерам кирпичи об голову крошит. Не факт, что об свою! — стонал Виктор.

— И что он натворил? — тихо спросила Мария Ивановна.

— Он сорвал урок! Ржал над эбонитовыми палочками! Половина класса ему поддакивала!

— И что ж ты его не приструнил?

— Да как его приструнишь?! Он одного физрука только и боится, — буркнул Виктор.

— А ты его запугать или научить хочешь? — удивилась Мария Ивановна. — Ты сам-то что же, от страха на уроках молчал?

— Ну так я и не был второгодником! — возмутился Виктор.

— Ну так и он не будет, если ты его чему-нибудь научишь.

— Добрая ты, мама! — упрекнул её Виктор. — А этот Кривов, я считаю, неуправляемый. Его для опытов надо сдать в поликлинику!

— Вот уж сразу в поликлинику! — Мария Ивановна всплеснула руками. — Он тебя на прочность проверил разок, а ты уже и сдался.

— Я не сдался! — разозлился Виктор.

— Так и не сдавайся! — строго сказала Мария Ивановна. — Отправить на выволочку к директору — это не метод. Он-то их осадит, но тебе что толку? Не будет же директор на каждом уроке с тобой сидеть…

— Не будет, — Виктор тяжко вздохнул. — Но что мне делать, мама?!

— Кто из нас педагогику с отличием сдал? Ты! А кроме теоретических приёмов педагогики вспомни, из-за чего ты учился. И дай им это!

Мария Ивановна взяла со стола тарелку Виктора, но тот отнял её и пошёл мыть сам. Возюкая губкой, он задумался. А и правда, почему он так любил учиться? Нравилось ему, и всё тут. Как же это пересадить в голову всяким Кривовым, у которых интеллект на уровне эбонитовых палочек?

Виктор устало поплёлся в свою комнату, забрался под одеяло и выключил свет. Настроение его болталось где-то между "отвратительно" и "ужасно". Он так хотел передать все свои знания ребятам, так хотел рассказать им удивительные вещи об этом мире, а им ничего и не надо. Виктор вертелся с боку на бок и никак не мог заснуть.

На стене над рабочим столом висели грамоты и награды за все школьные олимпиады. Виктор не пропустил ни одной. В педагогический его, честно сказать, взяли без экзаменов — впечатлились той стопкой бумаг, что он принёс в приёмную комиссию. И ради чего он это все? Виктор не знал.