Обратите внимание, как сочувственно и справедливо Вейцман пишет о своем идейном враге, как объективно объясняет его позицию. Понимая, что поддержка Плана Уганды весьма проблематична, Герцль предложил всего лишь направить в Уганду комиссию для анализа обстановки… Формально Конгресс поддержал это предложение даже после яркого антиугандийского выступления Вейцмана. Но против голосовали делегаты от России; делегаты Кишинева отвергли этот план единогласно. Разумеется, в такой ситуации ничего конкретного предпринято не было. В следующем году умер Герцль, а через год, на Седьмом сионистском конгрессе, эта идея была отвергнута окончательно. Вейцман пишет, что Шестой конгресс многому его научил… еще раз убедил его в важности принципа «естественного развития». После Шестого конгресса Вейцман едет в Англию — он хочет сам разобраться в том, что крылось за Планом Уганды. Он встречается с различными общественными деятелями и официальными лицами, еврейскими и английскими. Об одном из своих контактов Вейцман рассказывает следующее: «Лорд Перси был первым английским государственным деятелем, с которым мне довелось встретиться. Он был, несомненно, хорошо информирован. Он много расспрашивал меня о сионистском движении и был несказанно удивлен, узнав, что евреи рассматривали всерьез План Уганды, который ему представлялся, с одной стороны, совершенно непрактичным, а с другой — противоречащим еврейской религии. Он, глубоко религиозный человек, был ошеломлен тем, что евреи вообще могли помыслить о том, чтобы предпочесть Палестине какую-либо другую страну».
Из воспоминаний Вейцмана видно, насколько существенной для планов сионистов оказалась высокая религиозная культура некоторых англичан. Культура не показная, а истинная. Члены правительства, люди, обладающие реальной властью, руководствовались в своих действиях положениями Библии — по крайней мере, некоторые из них. В частности, они полагали, что евреи имеют право на землю Израиля. Разумеется, таких взглядов придерживались не все (кто же не знает, что творилось позже, когда та же Англия не пропускала корабли с беженцами), но ведь не будь тех, кто придерживался — на сколько лет позже возникло бы Государство Израиль!
Во время жизни в Женеве Вейцман забросил свои научные занятия, занимался только общественной деятельностью и работал на износ — как он пишет, «без особой пользы как для сионизма, так и для моей научной карьеры. Наше движение, казалось мне, зашло в тупик. Чтобы приносить хоть какую-то пользу, следовало вернуться к химии и терпеливо ждать перемен в сионистском движении». Обратите внимание, как разумно и эффективно он распоряжается собой, своими силами и временем!
Решив обратиться на некоторое время к любимой науке, он перебирается в Манчестер — центр химической промышленности; там находится и университет, химическая школа которого имела хорошую репутацию. Какое-то время пошло на оборудование лаборатории. Через некоторое время университет выделил ему двух ассистентов, потом еще одного… работа шла успешно, он начал выполнять исследования по заказу одной фирмы, потом университет допустил Вейцмана к чтению лекций, установил ему исследовательскую стипендию. Словом, это была нормальная тяжелая жизнь профессионала без знания языка и без больших амбиций, адаптирующегося в новую среду. Впрочем, с самого начала работающего по специальности.
Однако он тоскует по сионистской деятельности. Причем сионистские круги Манчестера занимаются только светскими разговорами. Между тем в России наступила послереволюционная реакция. Пришел 1906 год. Естественно, с погромами. Происходила некоторая эволюция и в сионизме. Понимание того, что План Уганды не был реален, что сионистское движение не может ставить себе иной цели, нежели Палестина, постепенно набирает сипу. Вейцман начинает сближаться с английскими сионистами.
В начале 1906 года произошло очень важное событие. Вот что говорит об этом Вейцман. В то время в Англии происходили всеобщие выборы. Одним из кандидатов от Манчестера был лорд Бальфур. В разгар предвыборной суеты и шумихи Бальфур по просьбе Дрейфуса согласился принять меня. Видимо, ему было интересно встретиться с евреем, который выступил против Плана Уганды.
Помню, что Бальфур сидел, вытянув перед собой ноги, и сохранял невозмутимое выражение лица. Мы сразу же заговорили о проблемах сионизма. Он спросил, почему некоторые сионисты так резко возражают против Плана Уганды. Британское правительство искренне хочет чем-нибудь облегчить страдания евреев; вопрос этот чисто практический и требует такого же практического подхода. В ответ я произнес, как мне помнится, целую речь о смысле сионистского движения. Я сказал, что основой сионизма является глубокое религиозное чувство, и чувство это связано с Палестиной, и только с ней. В этом смысле отказ от Палестины был бы равносилен возврату к идолопоклонству. Неожиданно для самого себя я спросил: «Мистер Бальфур, если бы вам предложили Париж вместо Лондона, вы бы согласились?» Он выпрямился в кресле, посмотрел на меня и сказал: «Мистер Вейцман, но Лондон — это же наш город!» «Вот именно, — воскликнул я. — А Иерусалим был нашим, когда на месте Лондона еще расстилались болота».