— Файзулла это, Исламгалеев… Скончался.
Старика переносят в больницу. Тропинина окружают. Он устало повторяет:
— Перевернулись на резком повороте. Вижу: с ним плохо. Вернулся.
Всем ясно, и только две женщины, плача, что-то зло выговаривают ему. В непонятной речи единственное русское слово: «паразит!» Молодой щеголеватый парень только издали враждебно смотрит на Тропинина. Подходит к машине и в бессильной злости пинает сапогом колесо.
Подъезжает грузовая машина. Запыленный шофер устало подходит к Тропинину, сухо говорит:
— Внештатный инспектор. Прошу права.
И, забрав документы, с видом исполненного долга уезжает.
Тропинин и Нина в тоскливой тревоге сидят на крыльце больницы. Они знают, что уже куда-то позвонили, кого-то ждут…
Уже в темноте подъезжают две машины — милицейская и медицинская. Лейтенант милиции сразу уводит Тропинина в квартиру фельдшера. Лейтенант — Савич. Он допрашивает. На этот раз недолго. Потом осматривает машину, едет с Тропининым на место, где перевернулась машина.
И только на другой день, уже в городе, с неприятной дотошностью заставляет рассказывать все подробности того дня. Почему остановились у пруда? Что там делали? Только разговаривали? Что же было дальше?» И совсем чудовищные вопросы: «Повез старика — решил подзаработать? Старик держал в руках рубль — тебе это показалось мало? Может быть, резкий поворот произошел по другой причине?»…
Отец на свидании сказал:
— Терпи. Так надо.
Но не сказал, что мать была при смерти.
…Чувствовал ли он себя тогда виноватым? Конечно. Он даже наказание считал слишком мягким. Но те мерки человеческой подлости, которыми Савич хотел измерить его, Тропинина, вину, поразили его. Он отдавал себе отчет в том, что Савич в поисках истины должен был прибегать к самым мрачным предположениям, но не понимал, почему эти мрачные предположения были единственными (так думал Тропинин) и исключали все доброе, человеческое в попавшем в беду человеке. Мягкий приговор не изменил это тяжелое впечатление.
И еще он винил Савича в том, что перенял от него частицу подозрительности к людям, и там, в колонии, она укрепилась.
После колонии домой не вернулся. Он все еще начинал жизнь, и хотел делать это один. Нина писала ему. Просила приехать. Но с ним случилась новая история…
Савич, кажется, дремлет. Тропинин забывает о нем. Ничего, что снаружи льет холодный дождь. Дождь будет всегда. Вот и дамочка в каком-то смятении… А этот чернявый пианист знает, о чем сказать. Он не жалеет и не обманывает. Он, как мудрый старец, без страха заглядывает тебе в душу и, не спрашивая, по-хозяйски прикидывает, что бы там поправить… Дождь был и будет. Надо бежать отсюда, пока отвык…
Женщина шепчет:
— Юрий Петрович, я сейчас уйду.
Савич отрицательно качает головой.
— Юрий Петрович, я не могу больше здесь.
Тропинин, подавшись вперед, слушает женщину. Она резко оборачивается:
— Вас интересуют чужие разговоры?
Ее чистое, слегка напудренное лицо так близко, что, глядя на Тропинина, она косит глазами. Тропинин опускает голову.
— Ненормальный какой-то…
Она отворачивается.
Со сцены доносится только шум. Неестественно дергается у рояля чернявый пианист.
Тропинин протягивает руку к женщине, хочет тронуть за плечо, но это получается у него грубо. Женщина вскакивает.
— Безобразие!
Тропинин не узнает свой голос:
— Не верьте ему, уйдите.
Как-то неохотно встает Савич. Засунув руки в карманы, повертывается к Тропинину.
— Вам чего, собственно? Вы пьяны?
И по тому, как Савич отвел глаза, Тропинин понял: узнал. Он тоже встал.
— Я уже сказал…
И не договорил: за рукав тянула женщина с программками.
— Гражданин, немедленно выйдите. Я позову милиционера.
Тропинин покорно пошел за ней. Чувствовал он себя скверно. Хотел извиниться, но в дверях, совсем растерявшись, почему-то сказал:
— До свидания.
Сзади только хлопнула дверь.
И он снова стоял, привалившись к колонне.
Не услышал, как снова хлопнула дверь и кто-то подошел к нему. А когда почувствовал на плече чью-то руку и, обернувшись, увидел милиционера — не удивился.
— Пойдем, — сказал милиционер и показал в темноту.
У освещенного подъезда большого дома милиционер остановился. Теперь Тропинин разглядел: это был Савич.
— Заходи, — сказал Савич, показывая на дверь.