Они поднялись на третий этаж. Савич позвонил. Им открыла пожилая женщина, молча пропустила их. В коридоре Савич сказал:
— Ну вот… Раздевайся.
Снял шинель, фуражку. Остался в гражданском костюме. Глянув на безучастно стоящего Тропинина, усмехнулся:
— Не хочешь? Проходи так.
Комната, тесно уставленная мебелью, с множеством красивых мелочей, отдавала каким-то вдовьим уютом.
— Садись. От этого хуже не будет.
Они сели у стола в мягких креслах. Савич подвинул Тропинину шкатулку с папиросами. Молча закурили.
— О чем мы сейчас думаем? — начал Савич, загадочно улыбаясь. — Наверное, о том, как однажды встретились. Так?
Тропинин угрюмо кивнул. Савич перестал улыбаться.
— Сегодня я тебя понял… Жалко Верочку. У нее подлый муж… Но это совсем другая музыка…
Было видно, что он не курит: неумело потушил папиросу.
Вошла пожилая женщина, поставила на стол тарелку с горкой пирожков, кофейник. Бесшумно вышла.
Савич разлил кофе.
— Да, брат, видно и тебя судьбишка не жалует. Вид у тебя… один фонарь под глазом чего стоит! Впрочем, ни о чем не спрашиваю. Не поверишь, до смерти надоело слушать вранье!.. Ты ешь, Тропинин.
Тропинин курил. Спросил равнодушно:
— А если я все-таки рискну говорить правду?
— Я, может быть, не о тебе. — Савич начал мять новую папиросу. — Встретил тебя и подумал: врач после больного моет руки. Там все проще и чище. Даже смерть… Того старика-татарина я помню не хуже тебя…
— Почему? — невольно спросил Тропинин.
— В какой-то мере мы соучастники: ты совершил преступление, я — не предотвратил его… А обязанность наказывать? Здесь мы расходуем нечто большее, чем пенициллин и касторку. — Савич криво усмехнулся. — Я не жалуюсь тебе. Я только сказал, что хорошо помню старика-татарина.
— Зачем вы привели меня сюда?
Савич внимательно посмотрел на Тропинина.
— Зачем?.. Ты извини… Хочу задать тебе один вопрос. Ты должен понять, почему я спрашиваю.
Тропинин молча пожал плечами.
— Вот мой вопрос: тебе трудно сейчас?
И по тому, как Савич начал разговор — болезненно и жестоко, Тропинин понял: вопрос был не красивым жестом, не служебным сочувствием, а настоящей человеческой тревогой. Понял и причину его: подозрительный вид Тропинина, его странное появление в филармонии были за пределами легких догадок.
Наверное, впервые посмотрел на Савича доверчиво и просто.
— Я лучше расскажу о себе.
Савич ободряюще кивнул.
— Освободили раньше срока. Поехал на разработки железной руды. Велись вскрышные работы. Устроился подрывником. Работа так себе, да и место глухое… Однажды перед взрывом слишком поздно заметил (был старшим), что в зоне остался человек. Побежал за ним. Глупо было бежать. Мне глаз выбило, а его совсем… Семья большая осталась. Когда вылечился — стал помогать. Отдавал все. Четыре года жил с ними. Теперь отказались: подросли. Вот и приехал…
— К отцу?
— Нет. — Тропинин тяжело вздохнул. — Только не сейчас. Уеду. Потом, может быть…
— Тебе видней, — согласился Савич.
Он улыбнулся. Прошелся по комнате. Склонившись над Тропининым, доверительно сказал:
— О Верочке плохо не думай. Пока только знаю, что жалеет меня. Дружила с моей женой. — Заметив, как Тропинин внимательно осмотрел комнату, пояснил: — Да, я теперь холост… Год назад, когда с женой поздно возвращались домой, на нас напали. Хотели покончить со мной. Она защищала меня, когда я уже был без сознания, и погибла…
Савич подошел к окну. Долго смотрел в темноту. И опять Тропинин подумал, что и этот разговор непременно должен был произойти, потому что настало время думать иначе, и Савич помог ему в этом. И не потому, что услышал что-то особенное, а просто открыл в Савиче то доброе и мужественное, которое не мог заметить раньше.
Тропинин собрался уходить. Савич спросил:
— Куда теперь?
— В Тюмень.
— Что ж, счастливо… Ты постарайся забыть эти передряги. Скверно жить прошлым…
…Чтобы поехать на вокзал, Тропинину нужно было свернуть к трамвайной остановке. Но он забыл об этом, и только остановившись на перекрестке в двух кварталах от знакомого дома, понял, что идет все-таки к Нине.
«Пойду, еще раз посмотрю на ее дом — и все», — решил он.
У подъезда еще издали увидел две неподвижные фигуры.
«Может быть, и она… Такая погода для свиданий не помеха», — с тоской подумал Тропинин.
Мимо дома он прошел быстро, не оглядываясь. Когда дом остался далеко позади — остановился. Двое у подъезда стояли в той же позе.