Крыльца не имелось, под дверью лежали две пестрые остроухие собаки, которые не обратили на охотников никакого внимания и головы не подняли. Старик Три Ниточки перешагнул через собак, толкнул плечом дверь и ушел в темный провал.
Со света Женька ослеп на недолгое время и натолкнулся на железную бочку — печь, потом огляделся. Дом состоял из одной комнаты, хозяин сидел у печи на чурке, устроив на коленях больные руки, глядел на гостей узкими глазами. Ладоней у него не было, из рукавов выглядывали култышки, покрытые красной кожей.
— Не помер еще? — поздоровался Три Ниточки, прошел вперед и сел на лавку, а ружье устроил на столе.
— Живой! Чего сделается? — равнодушно сказал хант и подвигал вялыми щеками. Лицо у него было морщинистое, как старый гриб.
— Один живешь? — допытывался Три Ниточки.
— Зачем — один? Баба по воду пошел, чай пить надо.
Пришла старуха, села у печи на корточки, вынула из-за пояса нож и ловко настругала лучины, потом зажгла дрова и стала смотреть в огонь.
Женька огляделся: пол в избе был притрушен старой травой, на стене висели связки каких-то крючьев. Он потрогал один за острие и отдернул руку, лезвие легко впилось в кожу. Крючья связывал длинный шнур, они крепились на нем сантиметров через сорок один от другого и на каждом, ближе к уху, имелась пробка.
— Самоловы. Браконьерская, бандитская снасть! — объяснил Три Ниточки. — Спускают эту штуку под лед, она там вьется, как змея — поплавки тонуть не дают. Рыба интересуется, подходит. Крючок заденет — воткнулся, дернется — другой поймает. Если и уйдет — все равно сдохнет.
— Хорошая снасть, — невпопад подтвердил хант. — Без рыбы не будешь.
Старуха сидела у печи, как прежде, и глядела в огонь.
— Промышляешь? — дознавался Три Ниточки.
— Нет, вовсе худой стал. Старуха ходит мало-мало, — откликался хант.
— К сыновьям отчего не едешь?
— Поеду, — соглашался хозяин. — Весной поеду.
— Оба живы? — узнавал Три Ниточки.
— Нету. Один. В Вартовске живет.
— А другой?
— Бок дал, бок — взял, — терпеливо объяснял хант.
Расстались без сожаления. Старуха не шелохнулась, смотрела в огонь.
На снег после темной избы было больно глядеть, веки сами зажмуривались.
«Оттого у них глаза-то и прорезаны, как ножиком», — догадался Женька.
— Никудышный старик, — ворчал Три Ниточки. — Сколько лет знаю — все такой.
— Руки-то у него где? — спросил Женька.
— Отморозил… — равнодушно сказал Три Ниточки, думая о другом.
Лед окреп. Утром, потемну, для водолазов приготовили место работы. На реку спустили дощатую будку с чугунной печкой, чтобы было где обогреться, и продолбили в трех местах лед, заготовили проруби. Одну сделали у самого берега, другую — метров на пятьдесят речнее, а третью — еще дальше — все на одной линии. Будку подвинули к средней проруби и оставили у самого края.
Водолазы в это время спали, их до времени не трогали. Три Ниточки поднял парней, когда развиднелось и можно было различать предметы.
Пока пили чай, Михайлов объяснял, что надо делать.
— Значит, от будки пойдешь к берегу, осмотришь траншею, возьмешь проводник и — обратно, — втолковывал он Женьке.
Проводник — тонкий и гибкий трос — был намотан у крайней проруби на ворот, чтобы легче разматывался, когда потянут. Он назначался для перетаскивания с берега на берег главного троса, который будет везти трубу.
«Проводник, так проводник…» — Женьке было все равно, что тащить.
Михайлов и Чернявский продували шланги и настраивали воздушную помпу, которая питала водолазов воздухом, а Женька сидел в будке рядом с печкой и неспешно одевался. Он надел два пуховых свитера и столько же штанов, натянул сверху комбинезон и стал обувать ноги. Сначала — простые носки, потом — носки из собачьей шкуры, после всего он натянул еще на каждую ногу по меховому чулку и стал шевелить пальцами, пробовать, как вышло. Получилось хорошо, тогда он снял с крюка легкий водолазный костюм из желтой резины и крикнул, чтобы шли помогать.
Явились трое — Чернявский, Михайлов и рабочий из подсобных. Женька втолкнул в костюм через горловину ноги, выправил штанины и поднялся посреди будки во всю высоту, а руки протянул по швам.
Костюм сжался гармошкой и еле прикрывал ноги, дальше его не пускала узкая горловина. Чернявский, Михайлов и подсобник взялись за нее руками с трех сторон и дернули разом, растянули тугую резину. Женька проворно присел и оказался одетым до шеи. Потом на него надели обувь и закрепили на ногах и груди пудовые грузы из свинца, чтобы вода не выталкивала наверх и можно было работать.