– Если вы нашли мир, еще не значит, что вы нашли Бога, – ответил отец. – У всех нас есть место, где мы забываем о проблемах и находим покой. Вероятно, для вас это место здесь.
– Может быть, – произнес Джек.
Отец протянул руку и пожал его плечо.
– Оставайся, сколько душе угодно, сын мой.
Когда отец встал, мне было уже не скрыться – он сразу заметил меня. Он замер на миг, а потом направился в мою сторону.
– Мама просила тебя найти. – Отец заметил в моем голосе нотку вины за подслушивание, но виду не подал. Когда мы вышли из церкви, я добавила: – Мне он говорил, что не ходит в церковь.
Отец обнял меня за плечи, увлекая в сторону своего кабинета, рядом с которым нас ждала мама.
– Милая, он пришел в церковь как в здание, а не как в храм Божий. Есть разница.
И с тех пор я видела Джека в этом здании каждый день. В делах земных он оказался гораздо более сведущ, чем остальные прихожане, и нередко предлагал свои услуги в починке протекающего крана, ремонте крыши или замене электрической проводки.
Джек, наконец, выбрал пластинку.
– Дай мне минутку выбрать лучшую песню.
– Включай любую, кроме «Сын проповедника».
Мои слова вызвали улыбку на его лице.
– Что ж, я ее чуть не включил. Но ты права, эта песня не подходит.
Я закрыла глаза и стала терпеливо ждать, когда музыка разольется по всему помещению, захлестнет нас полностью и сольет в единое целое, сделает ближе, чем когда-либо.
Заиграли первые ноты песни Нины Симон «Хорошее настроение», и дюжина эмоций вмиг пробудилась в моей душе. Мое сердце пронзило теплое прикосновение Джека, и он увлек меня в свои объятия, двигаясь в такт музыке. Я положила щеку ему на грудь, холод голубого шелкового галстука покалывал мою кожу. Его рука коснулась застежки свадебного платья, стараясь найти частичку обнаженного тела.
Новая заря, новый день
Я начинаю жизнь сначала…
Джек взял мою руку и стал покрывать поцелуями ладонь, затем – запястье, потом продолжил двигаться все выше и выше. Я с трудом проглотила ком в горле, боль заполняла мою грудь, угрожая вырваться со слезами в любой момент. Слишком много эмоций для конца, который должен быть началом.
И мне так… хорошо.
Слезы покатились по щекам, когда начала играть следующая песня, и Джек, отпустив руку, за подбородок приподнял мое лицо.
– Одри, что случилось?
Я уткнулась лицом в его рубашку.
– Мне страшно, – призналась я впервые с тех пор, как он рассказал мне о своей работе, к которой должен был вернуться слишком скоро. – Что если этой ночью все пойдет не так, а потом… потом…
Я не смогла закончить предложение. Ощутив напряжение Джека, я почувствовала себя виноватой и разрыдалась еще сильнее.
– Прости, прости меня! Я обещала, что мне не будет страшно, если ты женишься на мне и нас свяжет навеки нерушимая клятва.
Джек крепче обнял меня, поглаживая мои волосы и продолжая покачиваться под музыку.
– Все хорошо. В твоем страхе нет ничего предосудительного. Но ты не должна злиться на меня за отъезд. Хотя ты можешь попросить меня бросить все и остаться с тобой.
Я подняла взгляд, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Я не стану на тебя злиться, обещаю.
Он улыбнулся и нежно смахнул слезы с моего лица.
– Знаю, что не станешь.
Я вновь опустила голову на грудь Джека, слушая спокойный стук его сердца.
– Я могу попросить тебя остаться, могу впасть в отчаяние, когда придет час расставания, и начать умолять, но я никогда не смогу осудить тебя за это.
Джек вздохнул и поцеловал мои волосы.
– Нет, только не ты. Осуждение, злость и тем более ненависть тебе не свойственны.
– А что, если я захочу написать тебе?
– Одри, – предупреждающе произнес он.
– Знаю-знаю. – Я приподнялась на цыпочки и чмокнула его в шею. Вдохнув его запах, я вспомнила, как впервые оказалась достаточно близко к нему, чтобы ощутить и навсегда запомнить этот, ни на что в мире не похожий, аромат.
Мы с мамой в тот день были в церкви и готовились к прослушиванию, когда я обнаружила неподалеку Джека, по пояс голого, вспотевшего, с ящиком инструментов на поясе. Он смотрел на меня так внимательно, что я невольно запнулась и испортила песню.
– Одри? – заинтересованно спросила мама, ее пальцы замерли над клавишами фортепьяно.
– Виновата, извиняюсь, – произнесла я, густо покраснев.
Она окинула взглядом помещение и заметила Джека, стоявшего неподалеку облокотившись о спинку церковной скамьи. Мать встала и сложила ноты, обращаясь к Джеку: