Нет. Эту породу я знал — прагматичные управленцы, любящие своё отечество и пусть первое впечатление было смазанным, я всегда оцениваю людей по разным критериям и никогда не спешу ставить на человеке крест.
А вот что мне не нравилось — так это эксперименты над детьми. Валерий Дмитриевич сказал, что у двух сторон был уговор: тюрьмы Владимира поставляют им смертников для исследований в области химерологии. Немцы же, в свою очередь, делились этими результатами и проводили семинары для наших некромантов.
— Удобно устроились, Ваше Сиятельство, — вставил Феликс, стоявший позади меня, — через город каждый день сотни телег проезжают, вот и не боятся быть пойманными — иксплуатируют дипстатус, — его тоже взволновала эта история настолько, что обычная весёлость сменилась сосредоточенной угрюмостью. — Своих мест силы с тенями ни шиша — всё на наше добро ручонки тянут. Решили гадюшник здесь развести. Гнать их надо…
Я махнул рукой, чтобы мой спутник замолчал, ведь все находящиеся здесь понимали расклад дел, как и то, что это может обострить отношения между Российской империей и Скандинавским союзом, а это на секундочку целый анклав стран: Финляндия, Швеция, Норвегия, Дания и Германия, объединённые когда-то общей бедой — гигантской подводной Брешью в Балтийском море.
У нас недавно с ними закончилась война ничьей, и император подписал перемирие. Все стороны остались при своём, как до начала конфликта. Нарушить его сейчас — не лучшая идея, но и оставлять подобное бесчинство без внимания тоже нельзя.
«Хотел как-то я, значит, тихо мирно себе ковыряться в магических системах, никого не трогать…»
— Плохи наши дела, м-да, — задумался Репнин. — Что скажете, Александр Христофорович? — обратился он к тому самому мужчине в углу.
Тот хлопнул себя по бёдрам и встал. У него был длинный прямой нос, сразу привлекавший внимание, на котором, словно чашечки весов, крепились аккуратно подстриженные усы. Взгляд умный, глаза как у ребёнка распахнуты широко, волосы же напомажены и прилизаны. Он создавал впечатление открытого человека, но я не обманывался.
— Артём Борисович, а вы можете с точностью указать, где закопано тело девочки?
— Да.
— Значит, вы предполагаете, что в подвале Владимирского анатомического театра сейчас находится несколько десятков детей-магов, которых тайно обучили в местах силы с атрибутом теней?
— Именно.
— Вы заглядывали в подвал?
— Нет.
— Тогда, может быть, вам кто-то из работников об этом сказал?
Я догадывался, куда он клонит.
— Нет.
— Все ваши выводы строятся на предположениях, я правильно понимаю?
— Мои выводы строятся на том, что если мы ничего не сделаем, то в ближайшее время погибнет ещё один ребёнок или даже несколько — думаете, они станут ждать разбирательств и не уничтожат улики? — холодно ответил я этому шпику.
— Артём Борисович, вы же понимаете, природа моей профессии — всегда сомневаться. Валерий Дмитриевич, пошлите кого-то из своих подчинённых, кому можно верить — пусть раскопают могилу, кто из вас еë покажет? Я, кажется, видел там в коридоре молодого человека в треуголке…
— Нет, пойдёт другой, — вставил я, — с нами был мой дружинник Владислав — он покажет дорогу.
— Хорошо, чтобы не терять времени, я обозначу наши возможности. У меня во Владимире сейчас только два постоянных агента, по протоколу я обязан доложить наверх, получить подкрепление и рекомендации, — Феликс за моей спиной шумно вздохнул. — Тише, успокойтесь, я так же как и вы желаю спасти этих детей, но надо понимать — дело деликатное, с кондачка его уладить не получится.
— Что вы предлагаете? — спросил я.
— Я хотел сказать, что если решать вопрос срочно, то нам понадобится и ваша помощь, Артём. Вы правильно сделали, что не пошли к Лазаревичу — у вас будет возможность попасть внутрь…
— Я тоже пойду, хочу помочь, — снова перебил Феликс.
Разведчик сверил его оценивающим взглядом и хмыкнул.
— Хорошо, так даже лучше — будет пушечное мясо на всякий пожарный.
— Вообще-то, я тоже кое-что могу.
— Не сомневаюсь, господин Чепухарь, мы всем отделом любим иногда полистать перечень ваших талантов.
Феликс тут же скис. Уровень подготовки Александра Христофоровича явно говорил, что он самый осведомлëнный человек в этой комнате. Но не настолько, чтобы не проворонить под носом секретную лабораторию.