Время тут в прямом смысле остановилось. Я даже успел рассмотреть, как мой огненный шар распадается на сотни кусочков. Это была первая фаза и первая сцепка из трëх стихий.
Весь мир вокруг был серым с прожилками тьмы, но долго находиться тут невозможно — пространство оказалось безвоздушным. К тому же метров через десять я видел одну лишь черноту, словно мы в куполе и дальше двигаться нельзя. Девушка тянула меня к сверкающей белым «проруби». Такая же была и позади. Та, через которую я вошëл сюда.
«Вход и выход» в потусторонний мир. Подозреваю, что этих «дыр» на самом деле больше, но так как я «пассажир» нам доступно только две. Также здесь можно передвигаться, пока хватит дыхалки.
Мы снова очутились в реальности, и я быстро захлопнул за собой дверь, ведь снаружи наступила вторая фаза: «тень-камень». Тонкая настройка передвижения каждого осколка, наложенная сверху предыдущей схемы.
Суть была в следующем: частям придавалось начальное ускорение втянутым в сферу воздухом. Если они сталкивались с поверхностью, сделанной из камня, то проваливались в тень и происходил реверс движения, но каждый раз под разными углами.
Выглядело это так, будто снаряд долетал до стены, исчезал и потом без какой-либо задержки вылетал обратно по чуть изменëнной траектории. Столкнуться между собой они тоже не могли, ведь все состояли из камня и при контакте расходились дальше.
Получалась такая бесконечная бомбардировка, превращавшая в сито любой живой организм. Да, камни останавливались, застревая в телах химер, но на это и был расчëт: медведь замедлился и хромал, а летучая мышь упала на пол и вскоре получила летальный удар по мозгам. А через пару минут голову «Петровича» тоже прострелили насквозь.
— У тебя кровь из носа идëт, — сказала мне девица.
Я вытер еë рукавом. Голова кружилась, а в ушах поселился надоедливый писк. Из-за этого я не мог понять, можно уже выходить или нет. Решив не испытывать судьбу, я подождал пару минут и вышел.
Оставшиеся обломки лежали на полу. Я опëрся о стену и пошëл ко входу. Из камер высовывались любопытные мордашки и изучающим взглядом смотрели на меня.
— Всë хорошо, скоро всë закончиться, — успокаивал я их
— Дядя, дайте я вам помогу, — ко мне вышла босая девочка лет десяти и протянула грязную ручонку.
— Ого, ну давай, — улыбнулся я и поместил еë мелкую ладонь в свою.
— Осторожно, тут ступеньки, — сказала она, когда мы дошли до лестницы. — Меня зовут Марина, а вас как?
— А я Артëм, — ответил я, внимательно прислушиваясь. — Марин, давай поиграем в одну игру, — сказал я и погладил еë по голове, — в прятки. Ты хорошо умеешь прятаться?
Она серьëзно на меня посмотрела, но всё же кивнула.
— Сейчас сюда придëт один дядя, мне нужно с ним поговорить, а ты в это время запрись вон там и не выходи, пока не позову хорошо? Сделаешь всë правильно — угощу тебя яблочным пирогом, идëт?
Она ничего не ответила и забежала в камеру, прикрывая дверь. Хмурое лицо высунулось в щёлочку напоследок.
— Дядя Артëм, ты только не умирай, обещаешь?
Я отвернулся, чтобы она не видела набежавший на лицо оскал, и самостоятельно пошëл в центр коридора, капая кровью на пол.
— Обещаю Маришка, ну всë — закрывайся.
Я стоял и ждал, пока ко мне спустится некромант. У Лазаревича был примерно пятый или шестой шаг. Но следует учитывать, что тот, прежде всего, «учëный», а не боевой некр с передовой. Он сражался преимущественно через химер.
Я подозревал, что любой другой классический тëмный маг задал бы мне жару, но тут повезло напороться на «гражданского».
— Артьëм, как ни карашо, — твëрдо ступая вперëд, ответил Карл. — Я же передупреждал быть плохо не послушаешь. А теперь твоя конец.
— «Тебе конец», выучи уже нормально язык, бездарность.
— Задирайся сколко влезть. Ты проиграл, — высокомерно ответил Лазаревич и засунул руку во внутренний карман халата.
— Я не про это.
— Как интерейсн.
— Твои химеры — полнейшая серость, ты как учёный не состоялся. Насколько же груба эта работа — ты только посмотри, — я пнул дохлую летучую мышь. — Что это? Почему у неё мозг вывален наружу, где защита? Почему бы не увеличить размеры животного или уменьшить сам орган? А это что? — я передвинулся к медведю и взял «Петровича» за волосы сбоку и показал ножом на загноившиеся швы. — Антисанитария! У тебя там всё гниёт! — я повысил голос, а походу ошалевший Лазаревич даже забыл, зачем он тянулся за пазуху и привстал на цыпочки. — Дай угадаю — ты лечил его раз в неделю, так? Я имею в виду тело козла, но здесь та же проблема.
— Откуда ты знать?