Он вышел из душа, насухо вытерся жёстким полотенцем, натянул одежду. Подошёл к стене, сверху из щели–окна чуть заметно сочился сырой воздух, поднял голову, пытаясь им надышаться.
Раздался тихий шорох, дверь открылась, и вошёл охранник Рикки Тив, катя тележку.
– Здравствуйте. Я привёз вам завтрак—к, – Рикки Тив подкатил тележку к столику и начал выкладывать на него тарелки.
– Здравствуйте. Я не хочу, есть, – отозвался Глеб.
– Вам нужно поесть. Вам нужны будут силы.
– Силы? Для чего?
– Ну, к–как? Док–ктор ск–казал, что вы хорошо восстанавливаетесь и что скоро можно с вами беседовать. Так–к что будьте готовы, что вас вызовут на допрос. Сегодня или завтра.
– Мне не зачем готовится, – и, помолчав, добавил, – мне нечего сказать.
Рикки Тив подошёл к нему, заглянул в глаза:
– Пок–кушайте, если вы будете упорствовать, такая возможность может и не возникнуть в ближайшее время.
– А что вы так печётесь о заключённом? Вам то, что за дело?
– Мне есть дело, и не тольк–ко мне, – чуть слышно ответил Рикки Тив, повернулся и вышел, уводя за собой тележку.
Учёный удивлённо смотрел ему вслед.
***
За ним пришли через два дня. Дверь с тихим шорохом открылась, и на пороге возникли они. Трое в светло–серой униформе. Одного роста, коротко стриженные серые волосы, похожие ничем не примечательные лица с невыразительными чертами и ничего не выражающими глазами.
«Безликие», – мелькнуло в голове Глеба.
Взгляд учёного метался с одной фигуры на другую, с одного лица на другое, и не мог ни за что зацепиться, так и скользил по этим серым безликим фигурам, бесшумно возникшим на пороге.
Двое остановились у входа по краям двери, третий сделал несколько шагов вперёд и остановился напротив постели учёного.
– Прошу вас следовать за мной, – произнёс он чётко, но негромко.
Глеб, как ни старался, не мог уловить ни какого проблеска чувства: ни злобы, ни презрения, ни равнодушия – ничего, чтобы хоть как–то определило их сущность, подготовило учёного к тому, что его ожидало. Неизвестность липким страхом вползло в сознание, заставило глуше стучать сердце, вытесняя все чувства, кроме чувства самосохранения.
Пленник поднялся. Сунул ноги в кожаные шлёпанцы, одёрнул полы рубашки и шагнул вперёд, стараясь идти, не шатаясь. Он не хотел обнаружить слабость, которая сменила боль от раны. Третий сделал шаг в сторону, пропуская его.
У двери Глеб чуть замешкался. Третий вскинул правую руку, указывая в коридор:
– Проходите.
Учёный вздохнул, будто набирая воздух для прыжка в бездну, и вышел.
Дверь с тихим шорохом закрылась.
Они шли по узкому длинному коридору: впереди третий, за ним учёный, а чуть позади него, справа и слева, двое других. Гулко звучали шаги в бесконечным проходе, потолок которого терялся где–то высоко, откуда лился ослепительно яркий свет. Справа и слева на равных расстояниях друг от друга в каменных стенах коридора были вырезаны массивные двери.
Завернув направо по коридору, они остановились у одной из таких дверей. Она отличалась от других только тем, что вместо бельма–глазка в центре неё было вырезано окошко.
Третий приблизил лицо к толстому прозрачному стеклу. Голубая полоса пробежала слева направо, сканируя его. Замок щёлкнул, дверь открылась. Третий прошёл вперёд и обернулся к Глебу:
– Заходите.
Глеб вошёл.
Он оказался в небольшой комнате. Ничего, кроме стола у противоположной стены и ряда стульев у этой, не было.
За столом сидела молодая женщина в такой же серой форме, что и у сопровождавших учёного охранников. Она подняла на него темно–синие глаза, и Глеб уловил в них интерес.
– Задержанный доставлен, прошу доложить, – сказал Третий.
– Одну минуту.
Женщина поднялась, подошла к незамеченной Глебом двери, расположенной в противоположном углу комнаты, выкрашенной в тот же серебристо–голубой цвет, что и стены, и исчезла за ней.
«Секретарь, должно быть. Странно, что пошла докладывать лично. Связи, что ли, нет. На робота не похожа», – подумал он, заметив, как женщина кокетливо повела бёдрами, заходя в открывшуюся дверь.
Она вернулась почти сразу же, и, придерживая дверь рукой, посмотрела на Глеба: