— Блестящая идея! У меня у самого что-то подобное вертелось в голове. Но как?!
— А это уж совсем просто. Я уже говорил, что беседовал с Айзом. За два часа он едва не убедил меня — заметьте, меня, а не «стриженого», — что я сын Момо. И таких Айзов у нас десять.
— Вы предлагаете отправить их обратно в казармы?
— Выпустить на волю?!
— Рискованный шаг!
— Чтобы они вернулись с ножами?
— А что, в этом есть зерно…
Рико тщательно вытер голову большим клетчатым платком и, когда умолк шум, сказал коротко:
— Уверяю вас, риска никакого. То, что произошло с ними здесь, необратимо. Детство из человека не выколотить никакими палками.
— А как же ключ? — спросил Джо.
— Ищите! Чем быстрее найдете, тем лучше. Но я убежден: начинать надо уже сейчас, немедленно. Вот, друзья, и все научные соображения, которыми я хотел поделиться. Большое вам спасибо за внимание, давненько не встречал таких заинтересованных слушателей.
Командир поднялся и обнял его за плечи.
— Спасибо вам за науку, Рико.
— А тебя, Старик, я должен поблагодарить особо. — Рико подошел к Старику и низко склонил перед ним свою тяжелую голову. — С точки зрения науки ты меня здорово подковал. Большое тебе спасибо, Старик!
8
Время шло, а они все еще оставались в партизанском центре; здесь к ним хорошо относились; даже нет, к ним никак особенно не относились, они были как все, как все нормальные люди; может быть, они и стали уже нормальными людьми? Когда-то они были одинаковыми; теперь все больше и больше становились разными, совсем разными, непохожими. Если Айз мечтал о том, чтобы в его стране победили свобода и справедливость, то Биг, например, по-прежнему мечтал жениться, обзавестись домиком и жить тихо и мирно, выращивая детей и цветы. Но и Биг, и все другие очень хорошо понимали: их мечты осуществятся лишь после того, когда народ покончит с «акулами», заставляющими убивать.
В тот вечер к ним в землянку пришел большой веселый человек с бородой — Командир, любимец партизан; Айз тоже полюбил его; они разговаривали несколько раз, и Айз всем существом почувствовал: это самый надежный человек на свете. Вместе с Командиром пришел Старик.
— Вам придется вернуться в город, ребята. В казарму, — прямо сказал Командир. — Так надо.
— Ни за что! — воскликнул вспыльчивый Найс, и уши его покраснели. — Назад — ни за что! Нам здесь нравится.
Командир рассмеялся, он очень заразительно смеялся, этот большой человек, и объяснил, в чем дело. Им надо вернуться в казарму временно, чтобы рассказать остальным «стриженым» о том, что узнали они сами. Пусть все двести «ничьих» почувствуют себя сыновьями Момо, пусть узнают, что у них есть братья и сестры, и пусть помнят, что эти братья и сестры ждут их помощи. Нужно только рассказывать, больше ничего.
— А потом… когда все они сделаются, как мы, сыновьями Момо… тогда что? — спросил Айз.
— Тогда ты скажешь Педро, Чертенку Педро: передай дядюшке — мы готовы. И мы вместе освободим страну от «акул». Без вашей помощи не обойтись.
Десять пар глаз настороженно переглянулись; они и сейчас туговато соображали, его друзья по десятке, но глаза уже не были тупыми, мутно-равнодушными; у каждого теплились во взгляде то радость, то недоверие, то задумчивость, то смех; вот и теперь Айз прочел в их глазах решимость.
— Мы согласны, Командир, — сказал Айз. — Мы готовы выполнить все, что ты прикажешь. Потому что верим тебе. Только… почему бы вместо нас не пойти туда Старику? Он так здорово рассказывает — ему сразу все поверят, а нас, может, и слушать не станут.
— Ну уж нет! — закричал Найс. — С него хватит! Они могут растерзать его. Нет, нет, не отпущу!
Айз никогда не видел Найса таким решительным, таким непреклонным; вот что делает с человеком забота об отце; он вспомнил, как несмышленым мальчишкой промывал своей кровью гнойные раны Момо; вероятно, Найс прав, не следует посылать туда Старика.
— Да, Найс прав, — подтвердил Командир, — это опасно. Вспомните себя. Чтобы вы почувствовали себя сыновьями Момо, Старику пришлось увести вас в джунгли. А ведь там не десять человек, всех не уведешь. Да и охрана усилена после вашего исчезновения.
— Я бы пошел, — просто сказал Старик. — Я не боюсь. Но теперь они скорее поверят вам. Вы для них свои, а я все-таки чужак. Они поверят, а слов вам не занимать. У вас же есть все нужные слова, разве не так, Биг?
Биг постукал себя по голове и заявил с гордостью:
— Они все здесь. Ни одно не потерялось.
— Наши головы — как пластинки с песнями, — добавил Найс. — Пластинки тоже всегда поют одну и ту же песню.
— Да нет же, сынок! — одернул его Старик. — Ваши головы — как много-много пластинок. Вы будете каждый раз выбирать нужную песню, судя по обстановке.
— Это ясно, — сказал Стек. — И ребята нас поймут. Они все очень быстро полюбят Момо.
— А что мы скажем, когда вернемся? — озабоченно спросил Айз. — Что попали в плен, много дней сидели в темной яме, а потом сбежали?
— Примерно так, — согласился Командир. — Старик объяснит, что сказать. Будьте там осторожны, берегитесь капралов и не очень спешите. А пока прощайте. До встречи, Стек! До встречи, Кэт! — И он всем по очереди пожал руки, только один раз спутав Дэя с Дэком. — А ты, Айз, проводи меня до землянки.
Над джунглями висела густая черная ночь, обильно посыпанная искрящимся звездным песком. Где-то вдали глухо прокричала ночная птица.
— Назначаю тебя командиром группы, — сказал Командир. — Потом примешь командование и всем отрядом «стриженых». Учти — вам поручается очень важное дело. Кое в чем судьба Лорингании будет зависеть и от вас. Когда дашь сигнал, к вам придет Старик, расскажет, как действовать дальше.
— А ты не боишься. Командир, что мы выдадим вас, приведем сюда остальных?
— Нет.
— Почему?
— Я вам верю. Здесь вы стали людьми, а такое не забывается. Разве не правда?
— Да, конечно. Наверное, потому мне и не хочется туда.
— На такое дело, Айз, нельзя идти без желания. Тебя что-нибудь тревожит?
— Нет, ничего не тревожит, Командир. Я полон решимости. А грусть… это моя собственная грусть. Ведь я все понимаю… — Айз усмехнулся растерянно. — Я сразу понял, что Старик вовсе не отец Найса. Мы жаждали найти отцов — и мы их нашли. Но и Момо тоже… как это сказать? — только символический наш отец. Ведь признался же доктор, со шрамом, что за много лет его работы в Городке туда не привезли ни одного ребенка. Я и сам припоминаю: нам было два-три года… и мы ползали, как щенята, по загаженному бетонному полу… а потом шел теплый дождь, и мы тянулись к нему руками. — Командир слушал, попыхивал угольком сигары. — Нет-нет, у нас просто не может быть отцов. Мы искусственные люди или что-то вроде. Я чувствую себя сыном Лорингании, я связан с нею детством, судьбой, всем — и это наполняет меня уверенностью. Но я знаю, что никогда не найду своего отца, вот почему мне грустно. Никогда не найду отца…
— Возможно, ты и прав, Айз. Возможно, ты и в самом деле никогда не найдешь отца. Ну и что же? Ты взрослый человек. Зато ты нашел брата. Считай меня своим братом, Айз. Всех нас считай братьями. И, поверь, эти узы крепче кровных.
— Ты правда будешь моим братом?
— Конечно! Разве мы не похожи на братьев?
— Но я же не настоящий… мы все…
— Человек, родившийся на свет, — всегда настоящий человек. А как и от кого он родился — не так уж важно. У моей матери три сына, и все трое абсолютно не похожи друг на друга. Мы и понятия не имеем, кто наши отцы, а ничего, живем.
— Но у вас есть мать! Послушай, Командир. Скажи мне как брату: ты правда не знаешь, кто мы?
— Не знаю. Я не стал бы скрывать от тебя. Если бы мы узнали это, наша задача намного упростилась бы. Да и твоя тоже.
— А этот лысый человек, которому все известно наперед? Он тоже не догадался?
— Тоже, Айз. Кстати, ему было очень приятно поговорить с тобой. По-моему, за эти десять дней ты вырос на десять лет.