Он развернул кокон с мертвым грабителем, тот уже окоченел и не гнулся, чтобы срезать одежду, пришлось сильно попотеть. Тело было покрыто корявыми смазанными татуировками, во всю тощую грудь мертвеца скалился грозный лев. Наблюдавший до этого молча за происходящим, Тим решил подать голос, когда Грег начал срезать брюки с нижним бельем:
– Эй-эй-эй! Не трогай яйца, пидрила!
– Успокойся, мне не нужны твои яйца, щелок не растворяет одежду, – спокойно объяснил Грег.
– Слышь, дай мне хотя бы умереть достойно!
– Ты уже умер, забыл? Твои портки все в дерьме, – в подтверждении своих слов Грег сдернул с трупа трусы и продемонстрировал Тиму.
– Вот же пидор! Можешь отсосать мой хер, сраный извращенец, – Куки схватил себя за яйца.
Грег не стал ему отвечать. Из измазанного краской и кровью балахона он вытащил револьвер, весь в масле и крови, и пока отложил в сторону: раньше он никогда не брал в руки оружия до роковой ночи. От оружия тоже нужно было избавиться. Затем Грегори оторвал от свертка огромный плотный пакет для уборки срезанных веток и начал его натягивать на труп, как носок на ногу, головой вперед. Мертвец залезать в мешок не хотел, возможно, из-за того, что окоченел под углом, голые худые ноги торчали из пакета. Запыхавшийся и потный Грег перевернул тело навзничь, задницей кверху.
– Что, трахнуть меня решил, урод? – ядовито заметил Тим.
Грех отдышался, придерживая труп, и навалился на него всем весом. Мышцы и кожа противно заскрипели, труп перевернулся на бок, но, кажется, не выпрямился ни на дюйм. Он начал ставить труп в исходную позицию, но Тим внезапно родил простое решение:
– Просто надень на ноги еще пакет, мудила.
– Спасибо, профессор, – съязвил Грег, но все же последовал его совету. – И с чего ты вдруг решил мне помогать?
– Надоело смотреть, как ты херней страдаешь. Да и вообще, – Тим неуклюже шаркнул ногой по бетонному полу.
– Что?
– Ну как – это наши последние часы, ну знаешь…
– Какой ты сентиментальный мальчик, Тимми Куки…
– Слышь, пошел на хер! И почему ты меня так называешь? Какой к херам Куки?
– Ну, твой жирный приятель тебя вроде так называл. Уверен, за твоей кличкой скрывается захватывающая история. Не поделишься?
– Мне-то откуда знать? Я ж не призрак какой-то.
– То есть ты не знаешь, кто ты, откуда, есть ли у тебя семья?
– Откуда мне знать, мудила? Ты же меня придумал, – Тим усмехнулся, подняв бровь.
– Что ты хочешь сказать?
– Я все уже сказал. Давай уже заворачивай мое тело, мне не терпится посмотреть, что ты будешь делать дальше.
Грегори с трудом вытащил 155 фунтовое окоченевшее тело на улицу и потратил еще минут 15, чтобы погрузить его в садовую тачку. Он срезал несколько веток с деревьев в саду, чтобы у случайных свидетелей сложилось впечатление, что он везет обычный садовый мусор. Сюда тут же отправился мешок с щелоком, пустые банки из-под фасоли, лопату, бутыль уксуса и галлон водопроводной воды, прикрыв все черным мусорным пакетом. Зубы ссыпал в баночку от аспирина и засунул в задний карман. Окровавленные лохмотья Тима и огромный запачканный кусок полиэтилена он засунул в огромный мангал сэра Стоуна, залил жидкостью для розжига и бросил горящую спичку.
Спичка из коробка, оставленного Оливией. Странно, но с последнего звонка Грег о ней совсем не думал.
– У тебя других забот хватает: здесь мое мертвое тело, от которого надо избавиться. Тем более, что ты ей в подметки не годишься. С какого хера ты вообще решил, что ты пара наследнице многомиллионного состояния? Она может, как в супермаркете, выбирать себе трахалей любых форм и размеров. Какого черта она вообще выбрала задохлика вроде тебя?
– На себя бы посмотрел, сраный жмур! Заткнись и не мешай мне работать!
– Охеренная у тебя работа! Сколько платят? Отпуск, больничные?
– Просто завали пасть, Куки!
– И объясни, куда ты собрался везти мое тело. У тебя в доме четыре ванных-комнат, огромный участок, где можно порубить или закопать меня одним куском – к чему эта вся конспирация?
– К тому, что это не мой дом и не мой участок. Я не могу позволить, чтобы ванна сраного Стоуна провоняла мертвечиной и химикатами, я не могу взрыть оксфордский газон и надеяться, что он или Берт с Розой ничего не заметят и не найдут.