К Лубянке Дзержинский подъехал, как всегда, спокойный и сосредоточенный. Здороваясь на ходу с сотрудниками, с которыми он работал до недавнего времени, поднялся к себе в кабинет.
Секретарь Ксенофонтов радостно пожал ему руку, едва Феликс Эдмундович вошел в приемную, точно его никто не отстранял и он временно взял отпуск по болезни. Иван Ксенофонтович нутром чуял, что Петерс поставлен ненадолго и Дзержинский еще вернется. Если не в ВЧК, то на какую-то другую большую должность. А чутье Ксенофонтова никогда не подводило.
— Петерс там? — спросил Феликс, кивнув на дверь своего бывшего кабинета.
— Нет, он не захотел переезжать, он у себя, — ответил Ксенофонтов. — Как самочувствие, Феликс Эдмундович?
— Нормально, Иван Ксенофонтович, — кивнул Дзержинский и усмехнулся. Секретарь его спрашивал таким тоном, словно бывший председатель перенес чуму или оспу и чудом выкарабкался. — У Петерса кто-то есть?
— У него Мюллер из немецкого посольства.
Дзержинский нахмурился. Встречаться с Мюллером и выслушивать его упреки ему не хотелось.
— Иван Ксенофонтович, я бы хотел переговорить с одним заключенным. Его фамилия Бредис, зовут Фридрих Андреевич, он арестован по делу «Союза защиты родины и свободы». Вы бы не могли распорядиться, чтобы его привели и с вашего разрешения я бы воспользовался на короткое время своим бывшим кабинетом?
— Конечно, какой разговор! — заволновался Ксенофонтов, снимая трубку и отдавая приказ, чтобы заключенного Бредиса доставили на допрос в кабинет председателя ВЧК. — Петерс сказал мне, что кабинет пусть для вас и останется, что это недоразумение и вы скоро вернетесь.
— Посмотрим, — улыбнулся Дзержинский, направляясь в свой кабинет.
— Чайку вам сделать, Феликс Эдмундович?
— Сделайте по стар oil памяти.
Дзержинский, несмотря на свою отставку, все же хотел довести до конца свой план со Шмидхеном-Буйкисом и Берзиным, чтобы как провокаторов внедрить их в логово английской разведки. Это решение укрепилось в нем после того, как Феликс познакомился с подборкой расшифрованных донесений Локкарта в Лондон, датированных концом мая и началом июня, когда английский консул вернулся из Вологды. В них явно прочитывалось твердое намерение Локкарта содействовать некоему заговору, который готовится в Москве и в результате которого произойдет полная смена правительства. Нетрудно было догадаться, что некие силы вблизи Локкарта готовили устранение кремлевских вождей, а исполнить этот план можно было лишь с помощью латышей, которые несли охрану Кремля. Если уговорами или деньгами сломают, подкупят кремлевский полк, то весь Совет Народных Комиссаров можно будет взять голыми руками. А что такое новая власть без Ленина, Троцкого, Свердлова, Каменева, Рыкова, Бухарина? Даже самые стойкие, узнав об этом, пошатнутся, а враги тотчас воспрянут духом, и новая власть будет сметена в один день и по всей стране. Поэтому, по мнению Дзержинского, страшиться стоило не Добровольческой армии Деникина или казаков Краснова, не чехословаков и не угрозы интервенции из Мурманска или Закавказья. Великая угроза таилась здесь, в самой Москве. Будет повержен Кремль — обломки раскатятся далеко и придавят остальных.
Несколько насторожил Дзержинского тот факт, что Локкарт неожиданно сменил шифр и канал информации оборвался. Петерс, поставлявший ему расшифрованные донесения Локкарта, лишь разводил руками, не понимая, что случилось.
— Так узнайте! — не выдержав, гневно выкрикнул Феликс Эдмундович. — Мне вам рассказывать, что нужно делать в таких случаях!
Ситуация была забавная. Уже несколько дней председателем ВЧК числился Петерс, а Дзержинский оставался не у дел и приказывать Якову Христофоровичу права не имел, а тем более повышать на него голос. Осознав это, Феликс смутился и через секунду добавил:
— Я прошу вас, Яков Христофорович. Поймите, это на сегодня самая главная наша задача: знать все планы врага. А то, что Локкарт и разведки Антанты готовят заговор, несомненно.
Привели Бредиса. Высокий, с узким худощавым лицом и коротко подстриженными усиками, умными спокойными глазами, он сразу же понравился Дзержинскому.
— Я не буду вас спрашивать, почему вы примкнули к Савинкову, вы же уже объяснили, что хотели сражаться против немцев, а о политической программе «Союза» вы просто не знали, — начал разговор Дзержинский.