…Рене Маршан пробудет в Москве всего три года и в конце 1920-го уедет на Балканы, потом в Венгрию, некоторое время поживет в Мексике, будет преподавать, вступит в компартию Франции, но в 1931-м выйдет из ее рядов, хоть и не утратит интереса к России, выпустив в 1949 году книгу о русско-французских литературных связях.
Сидней Рейли, едва начались аресты после 30 августа, предупрежденный Караханом и не очень разыскиваемый Петерсом, сумел исчезнуть и вновь вынырнуть в Лондоне, но страсть к авантюрам и непомерное честолюбие, стремление отыграть «русскую карту», взять реванш заставит его подготовить новый план выдворения большевиков из Кремля. В ноябре 1925-го он был застрелен советскими пограничниками при переходе русско-финской границы. Существует и другая версия: после тайного прибытия в Москву чекисты тотчас его обнаружили, схватили и по приказу Петерса, для которого живой он был весьма опасен, расстреляли во дворе Лубянской тюрьмы и там же закопали.
Мария Фрайде, отбыв пять лет на принудительных работах по приговору Ревтрибунала, вернулась в Москву. Анны Михайловны в живых уже не было, она, потеряв сына и лишившись дочери, скоропостижно скончалась еще в декабре 19-го, сильно простудившись в один из морозных дней. Соседи боялись даже заходить в ее квартиру, чтобы не попасть под подозрение, и ей некому было согреть кипятку и оказать посильную помощь. Бездыханное тело обнаружили только на шестой день, когда оно стало разлагаться.
Маша устроилась в частный ресторан официанткой. В конце 23-го их много пооткрывалось в нэпманской Москве. Но в 26-м ее снова посадили за связь с бывшим белогвардейским офицером, это был тот самый поручик, с которым она когда-то хотела бежать на Дон. Они случайно встретились, поженились, и у них стала налаживаться семейная жизнь. Родился сын Ваня. Ей дали шесть лет лагерей, она отсидела семь, ее выпустили в тридцать третьем, она нашла сына, которому уже шел девятый год. Но вначале 35-го в связи с убийством Кирова ее арестовали снова и приговорили уже к двенадцати годам. Большую часть этого срока она провела в карагандинских лагерях. В сорок пятом она встретила там сына, который погиб на ее глазах, пытаясь ночью пробраться в ее барак и принести матери четвертушку хлеба. Машу выпустили в сорок восьмом. Она вышла уже старухой. И всю оставшуюся жизнь прожила в арбатской коммуналке, ни с кем почти не общаясь, занимаясь перепечаткой пьес для театра, выходя из дома лишь за хлебом и папиросами. Она выкуривала больше пачки в день.
Мария Григорьевна Фрайде умерла весной 1989 года. Умерла в тот миг, когда молодая напористая журналистка случайно узнала, что она была возлюбленной известного английского шпиона Сиднея Рейли и попросила у нее интервью. Придя к ней, журналистка забросала ее вопросами, ей хотелось знать все об этом великом авантюристе 20-го века. Молодая интервьюерша разглядывала ее во все глаза, повторяя то и дело одни и те же вопросы: «Вы любили его?», «А он вас любил?», «Как вы познакомились?» Журналистка включила диктофон, но не успела получить ответ ни на один вопрос. Ее легендарная старушка открыла рот, хотела что-то сказать, но неожиданно повалилась на бок и умерла от разрыва сердца. Журналистка былсг единственным человеком, кто пришел проводить Марию Григорьевну в последний путь.
Лишь в начале апреля 1919 года до Ленина доползут бумаги из ВЧК с предложением не расстреливать Каламатиано, а использовать его в обменных внешнеторговых операциях. Он их рассмотрит и одобрит, самолично написав, что «ввиду того, что имеется возможность использовать Каламатиано как заложника, которого можно будет обменять в ходе переговоров с американцами, решено его не расстреливать, а держать в тюрьме».
Время шло, и только в голодный 1921 год Ксе-нофона Дмитриевича и еще нескольких американцев обменяли на поставки продовольствия из США в Россию. Выпуская его из тюрьмы, ему так и не вернули серебряные часы и деньги, которые за три года бесследно исчезли. Вернувшись в Америку, он писал своему другу Харперу: «Мое единственное страстное желание теперь — сделать что-то, чтобы помочь вышвырнуть болов, — как он называл большевиков, — что бы ни случилось, я скоро вернусь туда».
Он снова рвался в разведку, писал обширные послания в Госдепартамент о том, что в России у него «осталось много друзей в различных политических партиях» и что он может быть весьма полезен. Девитт Пул дал ему отличную рекомендацию. Пока высшие чиновники Госдепа раздумывали и занимались проверкой его прежней деятельности, он некоторое время преподавал сначала в Чикагском университете, а потом в Калверовской военной академии в штаге Индиана.