В отличие от Марии Игнатьевны сорокалетний Локкарт, стройный, гибкий, с тонкими и правильными чертами лица, выглядел едва ли не моложе ее, но природная английская чопорность и холодность делали его облик неживым, застывшим, подобно гипсовому слепку. Казалось, лишь Мура и умела вдохнуть в него веселое изящество и яркий чувственный темперамент.
Мура и полковник Робинс в чем-то были схожи. Наверное, в том, что не умели вписываться в чужую игру, а всегда вели свою, оставались самими собой, естественными в любых ситуациях, и, может быть, поэтому недолюбливали друг друга.
Официант в ярко-красной атласной рубашке с легким пояском принес горячие отбивные с жареной картошкой, Робинс оправился от своего аллергического чиха, и за столом все оживились.
— Нам еще водки и шампанского! — опорожняя старый графинчик, громко потребовал Робинс. Он ныне устраивал этот пир и, судя по всему, собирался кутить до утра. Щеки у него порозовели, и глаза наполнились озорным блеском.
— Нам будет вас не хватать, полковник, — ласково сказала Мура, и Локкарт, как бы подтверждая справедливость ее слов, кивнул головой.
— А мне не с кем будет обсуждать политические интриги! — азартно добавил он.
— Я уезжаю, Ксенофон, — повернувшись к Каламатиано, с грустью вздохнул Рей. — Но мое сердце остается с вами. И с Лениным!
— Вместо сердца оставьте лучше консервы, Рей, — улыбнулась Мура.
Робинс, как представитель американского Красного Креста, доставил в Россию несколько вагонов с продуктами и благодаря им быстро пробил себе дорогу в Кремль и во все наркоматы, одаривая голодных чиновников американской тушенкой, сахаром, галетами и душистыми гаванскими сигарами.
— Конечно, оставлю все продукты! — успокоил он. — Не повезу же я их обратно в Америку! Тем более что к лету, по прогнозам Ленина, будет весьма голодно, и вы еще не раз вспомните о старине Робинсе!
— А может быть, ты вернешься к тому времени, — подсказал Роберт.
— Посмотрим! — буркнул полковник, налегая на сочные отбивные.
— А чем будет заниматься ваше Информационное бюро, Ксенофон, которое вы организовали? — заинтересовался Локкарт.
— Шпионская организация, — не дав Каламатиано даже открыть рот, пробурчал Робинс.
— Вот как?! — оживилась Мура, и глаза ее заблестели.
— Полковник шутит, — покраснев, ответил Ксенофон Дмитриевич.
— Я вообще никогда не шучу, — серьезным тоном проговорил Робинс, поглощая куски мяса. — Не смущайся, дружище, здесь все шпионы, так что ты среди своих.
Локкарт озорно усмехнулся. Он ценил хорошую шутку.
— Выходит, и я тоже шпионка? — радостно воскликнула Мура.
— А как же! — проглотив большой кусок мяса и вытирая губы, задиристо отозвался Робинс.
— И на какую разведку я работаю?
— На немецкую, — ни секунды не сомневаясь, проговорил полковник. — Все красивые женщины в России работают на немцев.
Он вытер рот салфеткой и победно откинулся на спинку стула. Мура попыталась улыбнуться, но у нее не получилось. Возникла напряженная пауза.
— Это плохая шутка, Рей, — сказала она.
— Графиня, вы так реагируете, словно вас разоблачили. Признаюсь по секрету, я тоже шпион. Мы все на положении шпионов в этой стране! — радостно возгласил полковник. — Если мы не помогаем большевикам, то мы все тут соглядатаи и шпионы. Только вот секреты продавать некому!
— Ах, вы в этом смысле, — улыбнулась Мура.