— Я его понимаю. Я тоже православный, Лев Давыдович, а Россия всегда была религиозной страной. Вы посмотрите в окно, товарищ народный комиссар по военным и морским делам. Москву всегда называли «сорок сороков», почти две тысячи церквей, малых и больших, и это строилось, накапливалось веками, как и сама вера. А теперь вы хотите в одночасье до основания все разрушить, а затем «мы наш, мы новый мир построим. Кто был ничем, тот станет всем». Извините, но кто был ничем, тот ничем и должен остаться. Из ничего ничего и не получается. Или вы хотите перечеркнуть и элементарную логику?
Робинс сидел как на раскаленных углях, понимая, что собственными руками выпустил джинна из бутылки. Какого черта Каламатиано потребовалось затевать эту дискуссию в кабинете одного из вождей новой власти? Троцкий слушал внимательно, но по его колючему взгляду можно было предположить, какая буря негодования бушует в его сердце.
— Если потребуется, мы перечеркнем и ее, эту вашу элементарную, а я бы уточнил — буржуазную, логику! У нас есть своя революционная логика, и мы хотим, чтобы все происходящее измерялось ею. И чтобы вы с ее позиций рассказывали о наших событиях!
— Для этого вам надо принять меня в вашу партию, — усмехнулся Каламатиано.
— Если дело только в этом, то мы примем! Подавайте заявление! Я лично дам вам рекомендацию!
— Давай вступим, Ксенофон, вместе! Мы будем первыми большевиками в Америке! — радостно сверкнул глазами Рей.
— Я крещеный, мне нельзя…
— Ленин тоже был крещен, — заметил Троцкий.
— Все, вступаем! — загорелся Робинс. — Второго предложения не будет!
— Пишите заявления, и завтра же мы вручим вам партийные билеты! — усмехнувшись, пообещал наркомвоенмор. — Но вы должны будете подчиняться партийной дисциплине.
— Давай, Ксенофон! — Рей даже отложил свои бумаги, чтобы писать заявление. — Нам оказывают великое доверие!
— Нет, я пока воздержусь… Вступай один.
— Один — это один, а двое уже коллектив. Не хочется быть белой вороной, — вывернулся Робинс.
Еще направляясь к Троцкому, Ксенофон Дмитриевич ставил своей основной целью рассеять подозрения о шпионской роли Информационного бюро, которые появились у советского руководства из-за заявления Пула. Каламатиано даже хотел получить у Троцкого разрешение получать сведения о Красной Армии непосредственно у него и его помощников, чтобы подчеркнуть лояльность будущего Бюро к новой власти. Но точно черт дернул его за язык, и получилось все наоборот. Может быть, этот веснушчатый матрос, встреченный им по пути, и его фраза о том, что скоро всех будут вешать на фонарях, так потрясли его, что он не смог сдержать и свой гнев. Какой тогда из него шпион?! Ефим Львович прав на сто процентов: ему не надо этим заниматься! Он угробит тех, кто будет с ним сотрудничать!
— И все же, несмотря на мои частные взгляды в отношении русской церкви, как руководитель Информационного бюро я хочу заявить, что оно будет давать объективную картину жизни в России. Я сожалею о заявлении нашего консула и сегодня уже высказал свое отрицательное мнение по этому вопросу. Он в самое ближайшее время в беседе с Чичериным разъяснит, что имел в виду некоторую общую ограниченность информации, поступаемой к нам из ваших газет.
— Что вы имеете в виду? — не понял Троцкий. — Разве «Правда» или «Известия» не дают панораму жизни всей России? Конечно, из отдаленных регионов и с окраин сведений поступает мало, я бы даже сказал так, что не всегда удается разместить эту информацию на газетной полосе, слишком много других важных событий.
— Увы, но я должен констатировать, что ваши газеты, скорее всего, выступают в качестве агитаторов и проводников идей новой власти…
— Так оно и должно быть, — подтвердил Троцкий.
— Я поясню, в чем нас это не устраивает: ваши газеты львиную долю своих площадей тратят на публикование различных декретов, указов и комментариев к ним. То есть сегодня они стали рупором, информационным вестником Кремля. И на обзор, анализ жизни населения, отраслей промышленности, сельского хозяйства, быта, армии, молодежи, женщин у них просто не хватает места. А рядовых американцев интересует, как живет простой народ. Принимает ли, к примеру, слесарь Иван Кузьмич душ по утрам или ходит в баню, что предпочитает из закусок, есть ли у него дача или огород, что он там выращивает. Это itx интересует в большей степени, нежели, извините, ваш декрет «О кооперации».