Выпившие тут же снова становились в очередь к вожделенной бочке, а в ответ на укоры – мол, получил уже свою порцию! – делали круглые честные глаза. А кто-то и крестным знамением себя осенял, божась, что напраслину возводят али с кем-то путают…
На радостях Алексей Михайлович задумался даже, не простить ли воров, осужденных за Соляной бунт, но потом решил, что незачем подавать дурной пример подлому люду. И без того от веревки избавили, жизни сохранили! Распорядился лишь вернуть из Сибири и развезти по монастырям, где надлежало им по-прежнему выполнять самые тяжкие работы.
Младенца, как подобает, окрестили и нарекли Дмитрием – в честь святого великомученика Димитрия Солунского, казненного по приказу императора Диоклетиана. Так, во всяком случае, объявили народу и с Красного крыльца, и с Лобного места. Нашлись люди (особенно из тех, кто хорошо успел «угоститься»), твердившие, что в честь святого благоверного князя Димитрия Донского. На них косились, но не трогали. А вот дурачка, вякнувшего, что не к добру, мол, называть царского первенца именем убиенного в Угличе царевича, как бы худого не вышло, – тут же схватили, заломили руки и прямиком доставили в Разбойный приказ на свидание с государевым катом Мартынкой Сусловым.
И то верно: ежели каждый начнет болтать что хочет, чем дело закончится?! Память о бунте, начатом после подстрекательских слов подлеца Андрюшки Русакова, была еще слишком свежа…
Кстати, государевы люди перетрясли всех дворян, носивших эту фамилию, допытываясь, из какой же семьи вышел вор и заводчик. Допрашивали, просматривали церковные книги, где были записи о крещении… Нашли лишь двух Андреев, но один из них давно постригся в монахи и стал иноком Панкратием, а другой, как оказалось, отдал богу душу еще в детском возрасте.
На всякий случай усердно сравнили облик Панкратия со словесным описанием заводчика. Никакого сходства не обнаружили, за исключением того, что оба были мужеского полу. Да и настоятель монастыря божился, крестясь, что сей инок давно не покидал святой обители, а уж в Москву с того момента, как принял постриг, и вовсе ни разу не ездил. То же самое подтвердила и прочая братия.
Выходило, что подлец Андрюшка еще коварнее, чем думали: назвался чужим именем!
– Ах, мерзавец! – покачал головой Алексей Михайлович, когда ему доложили о результатах розыска. – Ну, пусть только попадется! А что слышно про ляха этого, Беджиховского, о коем мы гетману-самозванцу писали? Он ведь может многое о воре рассказать! Ответа еще не было?
– Пришло письмо, государь! – поклонился дьяк Астафьев. – Мне его список тотчас из Посольского приказа доставили… Хмельницкий сердечно благодарит твою царскую милость за ласковые слова да похвалу и все так же уповает на помощь и защиту. А что до ляха – пообещал прислать его в Москву тотчас же, как только в крае установится спокойствие и на дорогах будет безопасно.
– Что же, он не мог его до наших рубежей с сильною охраною довезти? – недоверчиво поднял брови молодой самодержец. – Чует сердце, не так все просто! Наверняка обиделся, что мы от прямой помощи пока воздержались. Как думаешь, Петр Афанасьич?
– Может, и обиделся, государь! Да только стерпит, деваться-то ему некуда. Не в подданство же к турецкому султану проситься! – Астафьев позволил себе рассмеяться – разумеется, сдержанно, как и подобало в присутствии помазанника Божьего.
Царь, не сдержавшись, тоже прыснул со смеху, деликатно прикрыв рот ладонью.
Глава 2
– Ведь дождутся, что попрошусь под протекцию повелителя Блистательной Порты! – сурово сдвинув брови, проворчал Хмельницкий.
У генерального писаря чуть не выпало перо из руки. Выговский растерянно захлопал округлившимися глазами, гадая: то ли гетман шутит, то ли ему просто померещилось… А главное, как ему отреагировать?!
– Э-э-э… – протянул он, лихорадочно перебирая в голове разные варианты. Но на ум, как назло, приходила какая-то совсем уж невообразимая нелепица. Неужели пан гетман решил перейти в магометанство?! Это же страшно даже подумать, как поведет себя войско и народ! Такое начнется, что прошедшая смута покажется детской шалостью!
– Да не надо пучить глаза, Иване! – досадливо махнул рукой Богдан. – Прямо как у рака сделались… То лишь на самый крайний случай, если помощи ни от русского государя, ни от шведского короля не дождусь.
– Под протекцию к нечестивым туркам! – чуть не простонал побледневший Выговский.
– Иной раз бывает так, что и под протекцию самого сатаны пойдешь… – вздохнул Хмельницкий и тут же поспешно перекрестился, шепча: «Свят, свят!». – Ежели к стене припрут, а выхода нету, то нужен хоть какой-то покровитель и защитник. Султан хоть и магометанин, а человек разумный, выгоду свою блюдет. Да и кто откажется заполучить такой лакомый кусок, как наша земля? Пусть и не в полновластное пользование, а с оговорками.