Верест оглянулся. Злополучный лес, раздраженный визитом, продолжал шевелиться. Живые стебли выползали на опушку, рисуя узоры фиолетовыми цветами. Жуть рогатая…
Он сплюнул и поднял руки.
– Ладно, уроды, ваша взяла. Забирайте.
За «уродов» ему отвесили по полной схеме (языка не поняли, но мимика – куда уж кристальнее). Приклад втемяшился в челюсть, заставив пасть в траву. От пинка по ребрам он заорал. Удар стальным набалдашником трости в основание черепа, отвешенный ухмыляющимся «реваншистом», вовсе выбил из реальности. Дальше Верест принимал мир клочками. И снова раздирающая боль: безвольное тело бросили в «утюг» – под ноги победителям. Пока везли, порядком извозили: манерный вурдалак использовал его в качестве коврика для обуви. Он помнил визгливый голос, тарахтение мотора. Тащили по облицованной гранитом аллее. Мрачноватые глыбы с игольчатыми башенками и надстройками, чугунные шары на заборе, шпили, причудливые тучи, плывущие слишком низко, почти по кровлям… Опять голоса. Процесс раздевания и облачения в рубище, сопровождаемый удивленным похмыкиванием кудрявого. Полумрачные винтовые лестницы, коридоры. Его втолкнули в сырую камеру, запечатлев на заднице каблук. Он упал на гнилую подстилку и потерял сознание. Очнулся от монотонной капели, голова трещала и стреляла трассерами. С потолка стекала жижа – отрывалась от стены, переходящей в нишу, звучно разбивалась. Он поднял голову – в продолговатой пустоте чернело отхожее отверстие, окруженное окаменевшими лепешками.
Состояние предынфарктное. Потрогал шишку на макушке – болит, сволочь… Ладно, череп не пробил. Спасибо, начальник. Привстал на корточки, заговаривая жжение в почках, осмотрелся. Тоска пилила шарманкой. Лег навзничь и уставился в заплесневелый потолок. Одиночка – отсыревшее вонючее помещение. Подстилка на полу, дырка в нише. Еще оконце у потолка, забранное прутьями, и нечто напоминающее лампу – над входом. Остальное – камень, шершавый, с желтыми потеками, неровно расшитый цементом. От такой халтуры нормальный строитель удавился бы.
Сознание прыгало, контролю не подлежало. От удара по макушке в глазах двоилось. Потолок наезжал и рассыпался, обнажая новый. Много раз он падал в обморок, приходил в себя, снова падал. Очнулся на боку – от скрипа. Кованые каблуки остановились около носа, как бы размышляя: врезать – не врезать… Плюхнулся чугунный горшок с торчащим «веслом», и что-то вроде ржаной краюхи – судя по стуку, тоже чугунной.
Тюремщик удалился. Александр приподнялся, заглянул в чугунок. Пошевелил «веслом» в студенистой массе – попался кусочек мяса, на запах вроде говядина. Старая. Жилистая. С троекратным запасом прочности. Он проглотил ее, не став жевать, заткнул нос и выхлебал до дна студень. Хоть какая-то еда. Оставлять себя без сил он пока не собирался.
«Слиток» хлеба пришлось проигнорировать. Облизав ложку, Верест опять завалился. Очнулся от холода – пока спал, чуть богу душу не отдал. Притупилась головная боль – это плюс…
Он бросился метаться по камере, растирая плечи. «Есть параллельный мир, есть… Кто сказал, что его нет?» Фантазия плясала вприсядку. Но вдруг как в сказке скрипнула дверь. Он не успел образмерить свое несчастье и выработать тактику – боров в металлической шапочке впихнул в камеру какого-то кренделя. Тощего и смуглого. В плетеной дерюге до колен времен Джордано Бруно, соломенных штанах. На ногах деревяшки вроде сабо, снабженные завязками для икр. Рожа кислая, чумазая, глазки бегающие. Влетел и покатился по полу. Очень артистично. Докатился до Вереста, уселся на пол, почесал за ухом.
Охранник плюнул в лампочку и захлопнул дверь.
Стукача подселили, – догадался Верест. Помолчит, помнется, пасть беззубую разверзнет и начнет убалтывать. Гнилой заход. С языком у нас – полная неясность.
Тип из мутного болота молчал минут пятнадцать. Дышал по-собачьи, высунув язык. Потом боязливо поднял глаза и что-то сказал. Странно. Верест ни слова не понял, но в произношении отметилось нечто отдаленно знакомое. Не славянское ли? Или показалось?
Он показал на «рыбьем» языке – не понимаю, товарищ.
Шибздик приосанился, обнажил живописные осколки во рту и ткнул в себя грязным пальцем.
– Джембо, – коротко и ясно.
Представление требовало взаимности. Чем ответить? Верестом – глупо. Александром? Не поймут, опять поколотят. Алекс?
– Лексус, – буркнул он. О существовании фирмы, производящей автомобили для начальства, дуболомы могут и не знать. А звучит по-домашнему. И гордо.
Джембо возрадовался и выдал раболепную тираду. Уставился выжидающе. Верест решительно покачал головой – не надейся. Общаться с подсаженной тюремной шелупонью он не умел и не собирался. Демонстративно отвернувшись, закрыл глаза, вытянул ноги и принялся облекать свое несчастье в более-менее адекватные рамочки. Джембо обиженно посапывал.
А рамочки выходили исключительно траурные. Возврат, по всем приметам, не предвиделся. Он очнулся у забора. Допустим, «ворота» (или как их там назвать, тьфу, дожил…) неизменны в пространстве, ну и что? Где искать эту точку? Где забор? Как вырваться из тюрьмы, не зная ни языка, ни местности, ни ситуации?
Что подумают ребята? Если сами не ухнут по его примеру. Одно неплохо – всплакнуть о нем некому. Сирота он казанская, с десятого класса один. Родная сестра фирму возглавляет во Владивостоке, принципиально не общаются; друзья переживут, бабочки-однодневки – не вспомянут, Вероника прослезится, не без этого, посидит в пустой квартире, погрустит, циперус упакует (хоть бы кошку не оставила!), а завтра другого найдет и будет век ему верна со своими фрейдизмами.
Мысли уносились. Недавнее прошлое становилось светлым. С каждой минутой – светлее, радостнее, беззаботнее…
Плохо отложилось в голове, как пришел охранник и за шиворот выдернул соседа. Потом вернул – точным попаданием. Верест вяло повернул голову. Джембо, как ни в чем не бывало, сидел на матрасе и выщипывал из макушки блох, пребывая явно в естественной среде обитания. Обнаружив проявленное внимание, разулыбался, как старому товарищу. При ближайшем рассмотрении его рожа оказалась не столь уж гнусна, как имидж.
Сунув палец в рот, Джембо надкусил ноготь. Затем выстрелил слюнявым пальцем в окно.
– Окене, – сказал с ударением на первый слог. Верест удивленно проследил за пальцем. А Джембо развернул перст на сто восемьдесят, ткнув в дверь.
– Скрыпень.
Поднял выше, в лампочку.
– Свиято. Пымай?
Верест чуть не расхохотался. Пымай, куда уж тут не пымай. Похоже, мозговеды поручили Джембо ответственное задание – в ускоренном темпе обучить узника языку. Кроссовки приглянулись?
Он ловил на лету. Интересно стало, увлекся. Стукачок уже не трещал без умолку, выдавал краткие фразы, заставляя Вереста повторять их прилежным попугаем. При необходимости рисовал слоистым ногтем по слизи на стене. К вечеру Верест усвоил, что он находится в самой мрачной каталажке города Чуга. Именно под стенами этого славного учреждения его и угораздило материализоваться. Начальствует над людьми некто Варвир. Одного он пока не уразумел – где именно начальствует Варвир: в тюрьме, в достопочтенном царстве-государстве, или это сам Создатель из местных? К вечеру следующего дня ясность наступила. Варвир начальствует в тюрьме. Государство именуется Колокус – им заправляет его величество и святомудрейшество Рензеллор Второй. На свободном от граффити участке стены по выразительной просьбе сокамерника Джембо нацарапал карту – вытянутый с юго-запада на северо-восток континент с увесистым полуостровом на юге. Чем не Украина?
– Тунгнор, – заявил он важно, обводя нацарапанное. В середине очертил что-то вроде овала. – Колокус, – пояснил уважительно. Ткнул в точку на северо-востоке королевства, закончив краткий экскурс: – Чуга.
«С существительными пока неплохо, – подумал Верест. – Хорошо бы разобраться с ходовыми глаголами».
Полночи он тряс утомленного доносчика, пока не потухла над дверью грязно-желтая лампа, а Джембо мигом не захрапел. Наутро тяга к знаниям разбушевалась до неприличия. Джембо потихоньку скисал, а Вереста грыз зуд открытий. К обеду он освоил популярные существительные, местоимения и некоторые глаголы. Попутно расширялись познания в географии. Материк Тунгнор по размерам несколько превосходил зарубежную Европу без Скандинавии.