Да, предвидеть всё и точно определить время было невозможно.
И тем не менее они старались предвидеть как можно больше и как можно дальше.
И многое уже вполне отчетливо виделось Бабёфу и его единомышленникам. Оно казалось реальным и близким…
— Когда же?…
Вновь и вновь собираясь на конспиративных квартирах, заговорщики всё чаще задавали себе этот вопрос.
Доклады гражданских и военных агентов становились всё напористей; сообщая о своих успехах, они как бы с молчаливым укором повторяли вопрос: «Когда же?…»
И Тайной директории приходилось всей силой своего авторитета умерять нетерпение и сдерживать пыл своих слишком рьяных бойцов.
Но свой собственный пыл сдержать было ещё труднее.
В первой декаде флореаля всё было готово к тому, чтобы начаться, и чуть было не началось…
Полицейский легион (три батальона пехоты и кавалерийская часть) был создан вскоре после восстания парижских санкюлотов в прериале III года. Легион охранял Законодательный корпус; как и другие части внутренних войск, он должен был следить за порядком в столице.
Эту задачу легионеры выполняли плохо.
Набранные наспех, они в значительной части происходили из тех же бедняков, против которых должны были защищать Директорию. Равные постарались использовать эту особенность: военные агенты, проникая в казармы, агитировали днём, а по вечерам мужественные женщины дополняли их пропаганду в демократических кафе, где имели обыкновение собираться легионеры.
К началу флореаля полицейские наблюдатели своими ежедневными рапортами взволновали правительство. Было решено удалить сомнительные части из Парижа, отправив их на границу.
4 флореаля (23 апреля) вышел приказ по этому поводу.
Вечером 9 флореаля (28 апреля), когда Тайная директория была в сборе и обсуждала ситуацию, прибежал Дарте.
Он был необыкновенно взволнован.
— Вы знаете, что происходит в Париже?
— Думаю, знаем, — спокойно ответил Бабёф. — Мы как раз заняты этим вопросом… Ты конечно же имеешь в виду историю с легионом?
— Но вам неизвестны последние новости. Только что Дидье доставил мне рапорт двух наших людей… Кроме того, я сам увидел многое, пока добирался сюда.
И Дарте рассказал.
Приказ о выводе двух батальонов вызвал подлинный взрыв. Легионеры, не повинуясь своим начальникам, бурно протестовали, а сегодня, после полудня, стали в беспорядке покидать казармы. Возмущённые нарушением устава, согласно которому им полагалось нести службу только в столице, и вовсе не желая отправляться на фронт, они громко ругали правительство, обвиняя его в беззаконии и тирании, и их шумные сборища на улицах начали привлекать толпы народа. Послышались проклятия в адрес Директории, затем стали требовать низложения вероломного правительства. Казалось, народ и армия объединились в общем порыве, в общей ненависти к угнетателям, и достаточно подать сигнал…
…Горячий Дарте, не досказав, упал в кресло. Остальные, напротив, вскочили.
— Дошёл ли по назначению наш призыв к легиону, составленный сегодня утром? — спросил Буонарроти.
— Он-то, я думаю, и вызвал сегодняшние события, — ответил Дарте.
— Зачем же медлить? — воскликнул Марешаль. — Победа сама идёт к нам в руки!
— Ты можешь быстро поднять всех своих людей? — обратился к Дарте практичный Дебон.
— Это уже сделано. Мы с Жерменом собрали всех военных агентов. Они наготове. Кроме того, легионеры создали свой комитет, люди из которого связались с Жерменом.
— И всё же, — сказал Бабёф, — не следует делать решительный шаг немедленно. Мы ещё не знаем, как всё обернется завтра. Едины ли легионеры в своём порыве? Поддержит ли их народ Парижа? Кроме того, Полицейский легион — это не вся внутренняя армия. У нас нет известий из Гренеля и из других мест. Дождёмся завтрашнего дня.
Завтрашний день показал правоту сомнений трибуна. Утром 10 флореаля (29 апреля) правительство поспешило издать декрет о роспуске Полицейского легиона.
Это был весьма хитрый ход.
Большинство легионеров подчинилось декрету с радостью: он снял угрозу посылки на фронт.
Стало ясно, что многие солдаты склонились к бунту не вследствие приверженности к идеям Равных, а из чисто эгоистических интересов.
При таком положении дел преждевременный сигнал к восстанию обернулся бы для заговорщиков неминуемой гибелью.
Однако выяснилось, что далеко не все легионеры думали лишь о собственном благополучии; среди них обнаружилось немало подлинных патриотов, уже скомпрометированных близостью к заговорщикам. Бабувисты позаботились, чтобы еще теснее сплотиться с этими солдатами, помогли им найти жильё и укрыться от «забот» Директории. Из этой массы беглецов Бабёф рассчитывал создать передовую часть повстанческой армии.
Зная о настроениях, возникших в народе, и боясь утерять благоприятный момент, Тайная директория, отказавшись от немедленного восстания, вместе с тем не собиралась откладывать его надолго: теперь ведь время считалось уже не на месяцы и недели, а на дни и часы.
«Нашим заговорщикам представлялись необходимыми две вещи: осторожность, без чего невозможен никакой успех, и смелость, преодолевающая никем не предвиденные препятствия. Они руководствовались первой и считали своим постоянным долгом вторую. Желая ускорить развязку, рассчитывая на энергию демократов, которые приведут в движение парижан, осведомлённые о нетерпении народа, в достаточной мере успокоенные насчёт настроения войск и имея в своем распоряжении дезертировавших легионеров, они хотели наилучшим образом расположить свои силы и именно для достижения этого считали необходимым окружить себя гражданами, соединявшими с любовью к демократии опытность в военном деле. 11 флореаля днём Тайная директория вызвала к себе Фиона, Жермена, Россиньоля, Массара и Гризеля — все они были офицерами либо генералами».
Написав эти слова, биограф Бабёфа подумал и сделал примечание:
«Созывая этот совет, Тайная директория нарушала статью 3 постановления о её организации, и эта ошибка явилась основной причиной гибели её планов».
Известно, что статья 3 Декларации об образовании Тайной директории устанавливала: имена её членов не должны быть известны даже главным агентам.
Сегодня этот основной принцип конспирации был впервые нарушен.
Могли ли в тот момент вожди заговора догадаться о всех последствиях своего рокового поступка?
О нём не подумал тогда даже тот, кто тридцать лет спустя выразил им порицание.
Приглашение военных означало, что решительный шаг будет сделан в самом скором времени.
Фион, Массар и Жермен давно знали друг друга и действовали совместно, будучи верными адептами доктрины Равных.
Россиньоль для Тайной директории был человеком сравнительно новым.
Политическая биография Россиньоля не могла вызвать ни малейших сомнений у членов Тайной директории. По происхождению парижский рабочий, он участвовал во всех крупных событиях революции, в том числе во взятии Бастилии и в восстании 10 августа 1792 года, покончившем с монархией. Первый генерал-санкюлот, выдвинувшийся в высшее командование из рядов беднейшего плебейства, он руководил операциями против мятежников Вандеи. Однако ненависть и жестокие нападки со стороны правого крыла Конвента привели к отстранению Россиньоля от командования, а после прериальского восстания он был арестован. Теперь этот закалённый в боях революционер выразил желание разделить труды, опасности и надежды Равных.
Тайная директория ввела военных в курс дела; было решено создать особый Военный комитет, которому поручались разработка тактических вопросов и руководство непосредственными наступательными и оборонительными операциями в решающий день.