Спорить было бесполезно. Он вызвал паренька, который интересовался джинсами, и тот увёл Свету. А потом провёл меня по лестнице наверх, по коридору и остановился перед дверью с маленьким зарешеченным окошком. Отпер замок и, проводив меня за дверь, пожелал спокойной ночи. А затем удалился.
Я зажёг настенный светильник - обычную тусклую лампочку под круглым плафоном, типа ночника в больничной палате. Комната (камерой я бы это не назвал) со светло-голубыми стенами и напоминала палату: железная кровать, тумбочка, раковина... Даже унитаз имелся за деревянной перегородкой. Ничего ужасного, в общем.
Высокое узкое окно, забранное тремя вертикальными прутьями, выходило прямо на море. Это мы, значит, к самой бухте спустились. Уже стемнело, небо казалось бирюзовым. То там, то здесь еле-еле мерцали какие-то светила. Звёзды, наверное.
Помнится, в подростковом возрасте довелось мне с родителями побывать на Чёрном море. Так вот там небо было совершенно тёмным, а звёзды казались размером с кулак и висели низко. А главное, сразу было ясно: небо не наше. Другое там небо. Вот и здесь появилось такое же ощущение.
Слева над морем перечёркнутые линией огней чернели силуэты домов, таких же прибалтийско-готических, мимо которых мы сегодня проходили.
«Ты ведь был в Прибалтике»? «Был»... - отчего-то вспомнил я.
Сам я как раз там не был, но это ни хрена не Балтия, и так ясно.
Я уселся на широкий подоконник, подтянув колени к подбородку. Как там Света, интересно? Надеюсь, ей не страшно...
Однако, хорошо я отпуск провожу. В тюрьме, зато на берегу экзотического моря. Сколько же нас здесь продержат? До выяснения личности, ха-ха-ха. Может, пора начинать делать зарубки на стенах? Какое сегодня число?
Никак не вспоминалось. Я напряг память. Отпуск мой начался с двадцать третьего, а это понедельник. Ах, нет, это же вторник. Босс слёзно просил в понедельник ещё поработать, поскольку как раз взяли этого коммерческого директора. Во вторник утром я был у папы с мамой. В среду двадцать четвёртого днём я вернулся и пришёл к Свете. А сегодня, значит, четверг, двадцать пятое, завтра - пятница, двадцать шестое сентября... Ёкарный мазай! Да у меня ж завтра день рожденья!
Я истерически рассмеялся. Вот так подарочек!
И что делать-то? Совершенно не знаю.
Невольный вздох вырвался из моей груди.
Я просидел так не меньше получаса. Поспать бы надо, неизвестно что ждёт нас завтра.
Но спать я совершенно не мог.
Я сегодня видел эссенциалию. Может, завтра я увижу костры Трибунала? И никто не узнает, где могилка моя. Наша со Светой..
Промаявшись ещё некоторое время, на этой «оптимистической» ноте я всё-таки заснул, прямо в своей скрюченной позе.
Будили достаточно вежливо, но настойчиво. Я еле продрал глаза: вчерашний полицейский. Только заспанный. Темно ещё, горит ночник.
- Что, уже утро?
Я еле разогнулся, спуская ноги с подоконника. Шея с трудом поворачивалась, ноги затекли. Поспал, блин.
- Пять тридцать семь, - коп посмотрел на часы. - Приводите себя в порядок и поднимайтесь в караулку, за вами приехали. Дверь я не запру.
Своеобразные порядки у них. Хотя, куда я тут денусь.
- А Света?..
- Ваша девушка уже там.
Интересно, кто это по нашу душу...
Я умылся и... ну, всё остальное. Пасты вот только не было, а мою несчастную жвачку отобрали.
Когда я поднялся в караулку, Света действительно уже сидела на стуле, сжавшись в комочек и сложив кулачки на коленках. А за столом развалился добродушного вида белобрысый здоровяк в какой-то чёрной хламиде. Лет тридцати пяти-сорока.
Никак - местный ФСБ-шник.
Полицейского не было видно.
- Онищук Петер, Государственный Трибунал, - представился он.
Оба-на! Картина «Не ждали»...
- Латушкин Станислав, аудиторская фирма, - буркнул я.
Поздравляю, дорогой Стас! Ты успел прожить славных двадцать семь лет.
- Садитесь, садитесь, - весьма дружелюбно кивнул Онищук, заполняя какую-то бумажку. Я плюхнулся рядом со Светкой. Она прильнула к моему уху и прошептала:
- Стасик, с днём рожденья! Желаю тебе всего-всего хорошего.
А приятно... Помнит, надо же!
- Спасибо, - фыркнул я.
- Так, ребята, - Онищук закончил писать и уставился на нас зеленющими глазами, - нарушаем, значит?
- Э... что нарушаем? - вежливо поинтересовался я.
- Границы, границы нарушаем. И мировое соглашение. Как вы сюда попали? Ну, не сюда, ясное дело, - он хохотнул, обводя жестом помещение - а в Лабиринт?
- В какой лабиринт? - не понял я.
- Не хотим, значит, говорить, да? Ладно, поехали в замок, Главный дознаватель с вами разберётся, - многозначительно протянул государственный трибунальщик, наблюдая за произведённым эффектом. Видимо, он его углядел-таки на моей физиономии, эффект этот, потому что довольно ухмыльнулся. А у меня при слове «замок», если честно, душа в пятки метнулась.