— Я не знаю, кто ее ломает! — горячился Касум. — Ты, Солтан или сам черт! Но мне надоело ее чинить!
Колонка действительно то и дело портилась. Кто сломал ее — осталось тайной, но вода из трубы время от времени начинала — сама по себе течь маленьким водопадом. Касум, если оказывался дома, выбегал с проклятьями, кое–как прилаживал ручку, а через день все повторялось сначала. Давно пора было вызвать мастера, исправить колонку. И Касум, и Гасан, и даже. Солтан так бы и сделали, если бы считали ее своей, на в том–то и беда, что считалась она общей. Теперь ею пользовались три семьи, а раньше воду из нее брало полсела.
И потом им, правда, было некогда: Касум весь день носился по селу с распоряжениями, Гасан возился со своим «Запорожцем» — сначала мыл его и тер, затем принялся строить для него гараж, а когда пришло время, стал ездить и даже, осмелев, подолгу копался в моторе, если двигатель не заводился. О сломанной колонке беспокоился Касум — это верно, но как же не беспокоиться, если вода из нее хлестала чуть ли не на порог его дома!
Причину, по которой не переселился в долину Солтан, тоже хорошо знали в селе. Солтан был человек одинокий, замкнутый, сторонящийся людей. Зачем ему переселяться ближе к людям, если он не нуждался в них и даже избегал? Бывало, и на работе от него лишнего слова не могли добиться, а уж после работы и вовсе — буркнет в ответ и отвернется. Xqrn он родился и вырос в селе, многие считали его приезжим. В каком–то смысле они были правы: Солтан вернулся в Гарагоюнлу только прошлой зимой. Где носило его два с лишним десятка лет — никто не знал. Большую часть времени Солтан проводил дома, даже в клуб не ходил. Из дома — на работу, с работы — домой. Тропинка к его крыльцу заросла бурьяном, да и сам дом производил впечатление нежилого: шелушащаяся краска на двери и балконе, тусклые, давно не мытые стекла окон, среди которых попадались серые фанерные заплаты.
Первое время Касум и с ним ругался из–за колонки, а потом махнул рукой, поняв, что только зря портит нервы.
…В тот день Касум возвращался с лугов. Головки клевера свисали у него с ботинок, штаны были испачканы пыльцой, к карману пиджака прицепился репей; он не замечал беспорядка в одежде, увлеченный своими мыслями. Собственно, мысль была одна: травы в долине Пиркалем созрели, пора начинать сенокос. Остальные сопутствовали главной, и самой настойчивой из них была мысль о том, что надо бы допросить Гасана–учителя прислать на подмогу колхозу старшеклассников. Другому Гасан, может быть, и отказал бы, но соседа, конечно, уважит… Старшеклассники каждый год выходили на луг, но Касуму было приятно думать, что без него дело не сдвинется, что он — всему голова, и осуждать его за эту слабость никак нельзя: это куда лучше, чем перекладывать свои обязанности на плечи других.
Солнце уже садилось, когда Касум подходил к дому. Еще издали он услышал знакомые звуки — словно гоготала курица, у которой в горле застряло кукурузное зерно, а когда этот гогот временами обрывался, был слышен плеск воды. Касум ускорид шаги. Ну, так и есть, привычная картина!
Выкатив «Запорожец», из гаража, Ёесь в поту н грязных масляных пятнах, Гасан копался в моторе, затем садился в кабину и. пытался завести машину, «Запорожец» гоготал, выплевывал из глушителя сгусток сизого дыма и снова умолкал. А неподалеку, искрясь в лучах заходящего солнца, била из колон-i ки струя воды,
— Сосед! — возмущенно закричал Касум, забыв о своем намерении обратиться к нему с важной просьбой. — Ну, неужели трудно тебе два шага в сторону сделать, заткнуть глотку этой проклятой!
Прежде чем ответить, Гасан заставил мотор раз пять гоготнуть, машину не завел и выругался.
— Да чинил я ее только что! Опять хлещет. Надо мастера звать.
— Вот и позови.
— Почему я должен?
— А почему я? Ты больше всех пользуешься, десять раз в день ишака своего моешь! Гасан неожиданно рассмеялся:
— Вот это верно сказал. Ишак, а не машина! Еще упрямее. Только я ее переупрямлю!
И Гасан вновь нырнул под крышку капота, выставив тощий зад.
Как ни оскорбительно разговаривать с человеком, повернувшимся к тебе задом, Касум не отступил:
— Слушай, у тебя машина. Что тебе стоит привезти мастера! А в другой раз я приглашу. Некогда мне сейчас, понимаешь? Ни дня, ни ночи… Баллах, клянусь могилой отца, голову почесать некогда! Сенокос! Хотел как раз тебя просить: не мог бы ты своих школьников…
— А-а, — обрадовано закричал Гасан. — Нашел! Винт не завернут!
Он забрался в кабину, машина вновь загоготала и, наконец, завелась. Из окошка высунулось довольное лицо Гасана.