До самого вечера они говорили о роднике, не замечая, как хмурится Сенем. Несколько раз она пыталась вмешаться, отговорить мужа и сына от задуманного, находя для этого разные причины: лучше бы Алыш больше читал, не забивая себе голову глупостями, никому не нужен родник, водопровод в селе, скоро, говорят, в каждый дом трубы подведут, людей только насмешит… Так это было непохоже на Сенем, немногословную, тихую, казалось бы, не умеющую возражать, что Осман и Алыш с удивлением уставились на нее. Сенем взяла себя в руки и замолчала, подумав: все это пока разговоры, помечтают и забудут, как только кончатся каникулы и Алыш пойдет в школу.
Однако на следующий день, вернувшись с работы, она увидела возле дома несколько старых труб и бумажный мешок, припорошенный цементной пылью. Сенем выждала несколько, все еще надеясь, что не придется раскрывать глаза Осману и Алышу на полную обреченность дела, которое они задумали. Ведь тогда пришлось бы говорить о неисправной колонке, а это наверняка заставило бы Османа подняться на гору, объясняться с соседями, и, не приведи бог, начнется ссора. У Сенем до сих пор в глазах стояло изможденное, перекошенное злобой лицо Солтана, когда он швырял в озеро ее бусы… Нет, никак нельзя было допустить, чтобы встретились они на узкой дорожке: она жалела их обоих. Но как позволить сыну сооружать родник, в котором никогда не будет и не может быть воды?
Сенем металась, не зная, что предпринять. И все–таки страх взял верх. Она решила молчать. Ничего страшного в занятии Алыша нет, пусть мальчик поиграет…
Теперь Алыш каждую свободную минуту спешил с киркой и лопатой к горе. Осман посоветовал сперва уложить трубы, а затем уже долбить углубление в скале, и Алыш рыл длинную канаву в направлении одинокого платана, где он собирался сделать родник. Возвращался домой таким счастливым, что Сенем и. радовалась за сына и страдала, представляя, какое разочарование ожидает его.
Наконец она сама решила отправиться на гору к соседям. К Солтану, конечно, не зашла, поговорила с бригадиром и Хатын Арвад.
Вернулась домой расстроенной, с пылающим лицом. И Осман, увидев ее такой, сразу спросил;
— Что случилось?
Тут Сенем и не выдержала.
— Алыш — еще мальчик, но ты–то — взрослый, серьезный человек! У соседей наверху колонка вса время сломана, вода так и хлещет. Уже и к нам добралась. А ты — «родник… родник». Откуда тут роднику взяться? Мальчишке голову заморочил, только и знает камень долбит!
Осман, не дослушав, натянул поглубже кепку и решительно зашагал по дороге в гору.
Хатын Арвад и бригадира возле колонки уже не было. Увидев издали Османа и сразу поняв, зачем он идет, они поспешили разойтись по домам и даже занавески на окнах задернули. Осман постучался к бригадиру — ему не открыли, к учителю — и здесь хозяева притаились. Тогда Осман повернул к дому Солтана.
Солтан вышел ему навстречу. Они стояли в каких–нибудь трех шагах один от другого, но время развело их так далеко, что, казалось, смотрят они друг на друга с вершин высоких гор, между которыми — пропасть. Собственно, Осман не питал к Солтану недобрых чувств, в глубине души он даже немного жалел его, понимая, что жизнь у Солтана не задалась. О причинах он не задумывался, во всяком случае, своей вины не чувствовал и не поверил бы, если бы кто–нибудь сказал о ней. Он считал, что нет в той давней истории с женитьбой на Сенем ни правых, ни виноватых. Так оно, пожалуй, и было, да только Солтан думал иначе. И такая тяжелая волна неприязни, исходившая от этого человека, накрыла Османа, что и он вдруг ощутил непонятную злобу.
Буркнув приветствие и не получив ответа, Осман процедил сквозь зубы, кивнув на колонку, из которой бежала вода:
— Долго это будет продолжаться?
Солтан, скрестив руки на груди, смотрел на своего врага с молчаливым презрением. В таких ли он бывал переделках! Приходилось ему схватываться один на один с настоящими бандюгами! А тут стоял перед ним всего лишь Осман — гладенький, с заметным брюшком (еще бы, каждый день — жареная рыбка!), с обрюзгшим лицом, на котором жесткая щетка усов казалась чужой. Впервые Солтан подумал: такого ненавидеть — много чести!
— Ты оглох, что ли! — крикнул Осман. — Я с тобой разговариваю!
Солтан все так же молча рассматривал его: с лица перевел взгляд на ноги, с удовольствием отметил, что ботинки в грязи, успел, значит, влезть…