— Наводи! — тихо командует Брызгалов.
Артиллерист направляет прямо на эти места переправы жадные дула орудий…
— Есть! — тихо отвечает наводчик.
— Спасибо!
— Рады стараться!
И всё это шёпотом…
Сейчас они нахлынут…
Стрелки настороже… Они притаились и переводят тоже дула ружей по этим пятнам, точно хотят холодною сталью издали нащупать врага…
— Вот что, ребята… Дай им перебраться сюда, — и не стреляй, слышишь! А как жарнёт их картечь, — тогда и вы оставшихся по эту сторону подберите мне. Слышите?
— Слушаю-с!.. — как шорох сдержанно бежит по рядам.
Из мглы выступают неопределённые фигуры. Согнувшись и точно думая этим скрыться, не дать себя заметить, перебегают через брёвна и уже по эту сторону машут руками тем, которые там, приглашая их присоединиться к себе… Скоро стволов переброшенных деревьев не видать совсем, они сплошь точно муравьями усеяны людьми… Им уже не удаётся удержать тишины. Ружья встречаются с ружьями, шашки с шашками… Они страшно торопятся. Их пугает безмолвие старой крепости. Точно вымерли её зубцы и башни, бруствера и гласисы… Уж не ушёл ли гарнизон?.. Нет, там тоже ждут. Кто-то сорвался с переброшенного через ров дерева и упал в воду… Крик его застыл в воздухе… Ещё и ещё такие же крики. А крепость всё молчит. Зловеще молчит заранее обречённая жертва.
Брызгалов спокойно подошёл к орудию. Посмотрел, правильно ли наведено. Взял фитиль из рук фейерверкера и приложил его к затравке. Оглушительно крикнула во всё своё медное горло пушка и выбросила целый ливень картечи… Вопли, стоны, проклятия… «Алла, Алла!» — и восклицания раненых; убитые — в воде уже… По ту сторону тоже немало их, — картечь сделала своё дело, и нападающие отхлынули, забыв о тех, которые уже перешли и остались у стен крепости. Но не забыли о них стрелки… Брызгалов коротко им бросил: «пли!», и разом бруствера и зубцы оделись огневою струёю залпа. В отчаянии забегали внизу лезгины, но за ними беспощадно, спокойно и метко следовали тёмные дула ружей. Ещё раз — «пли!», и новые жертвы корчатся на земле в последней агонии… Если бы теперь было светло, защитники крепости заметили бы многих горцев, которые как кошки, уцепившись за скважины, влезли на стены и как ящерицы точно прилипли к ним.
— Аман, Аман! — кричат внизу раненые. — Аман, Аман!..
Гул проклятий слышался из-за рва, из тумана.
Казалось, что это самый туман кругом весь грянул каким-то одним стихийным криком. Крик этот передаётся дальше, — вся равнина полна им. Он реками вливается в ущелья по ним всползает на утёсы, и с их вершин сверкают беспорядочными огоньками тысячи выстрелов, направленных наугад… Но крепость уже стихла; грозная и молчаливая, — она ждала нового нападения, новых враждебных волн, которые должны были разбиться о её твердыни… Теперь, — когда вся эта равнина горела и сверкала выстрелами, когда утёсы одевались их огнистою каймою, — она казалась тёмным пятном посредине. Безмолвствовали её защитники. Скрестив руки на груди, Брызгалов с башни смотрел вперёд как с рубки капитан корабля, застигнутого бурею… Он, казалось, оценял силу и бешенство напора этих могучих валов, нёсшихся ему наперерез, удары ветра, грозившего изорвать его снасти и сломать мачты, фосфорические огни молний, падавших отовсюду, и зловещий гул не прекращавшегося грома вверху… Солдаты стояли у стен и так же как он не отводили глаз от тех далей, в туманах и тучах которых теперь рождалась новая буря… Пули падали отовсюду и чмокались о камень зубцов и парапетов, о землю брустверов, свистали в воздухе… С каким-то жалобным жужжаньем точно большие пчёлы проносились над головами…
— Раненые есть? — спросил Степан Фёдорович.
— Трое… — отвечал из темноты невидимый голос.
— Кто такие?
— Сергеенко, Стасюк и Балагаев.
— На перевязочном пункте?
— Никак нет-с!
— Это ты сам, Стасюк?
— Точно так!
— Чего же ты не идёшь на перевязку, да и остальные?
— Раны нестоющие. Колупнуло… Какие, ваше высокоблагородие, раны, коли мы на ногах стоим. И ещё им, гололобым, покажем себя…
— Убитых?
— Никак нет-с.
Вдруг в это время точно фантом показалось снизу что-то белое, тихо подымавшееся на боевую позицию.
— Кто это? — удивился Брызгалов.
— Папа!
— Нина? Зачем ты здесь?.. Разве можно?.. — строго спросил он, идя ей навстречу.
— Папа, мы с доктором были внизу… Ну, если раненые не хотят идти к нам, — мы сами пришли к ним с перевязками. Я уже Балагаева перевязала. В левую руку он, — деловым тоном отвечала Нина…
— Точно ангел… Барышня-то! Быдто с неба, значит, — слышалось в темноте около.