Отражение солнца в гладкой поверхности льдины показало мне мое настоящее и открыло секреты полета. Но только в горящем пламени я впервые увидел проблески будущего — того, что может случиться. С тех пор я решил во что бы то ни стало постичь природу огня и открыть совам его пользу. Я мечтал узнать о нем все, я горел желанием раздобыть уголь, чтобы с его помощью самому разжечь огонь и попытаться его приручить.
Поскольку лесные пожары в Ниртгаре были огромной редкостью, я вернулся на ледяные склоны дальней оконечности Хратгарского глетчера. Стояла весна, и припекающее солнце с каждым днем приближало наступление лета, которое, несмотря на свою скоротечность, было самым светлым временем года в наших краях. Глетчер никогда не таял, и отражение солнца во льду, когда-то заворожившие меня игрой танцующего света, отдаленно напоминало пламя. Я решил, что эти яркие отсветы позволят мне глубже проникнуть в свои видения, разглядеть в таинственных картинах образы настоящего, а возможно, даже прошлого и будущего.
Это были самые удивительные весна и лето в моей жизни. Сам полет на дальнюю оконечность ледника был великой радостью. Катабатические ветра, особые воздушные течения наших краев, этой весной были особенно буйными. Несколько раз я сворачивал со своего пути, чтобы покататься на термальных воздушных потоках, теплых выпарах, поднимавшихся над восточной частью ледника возле самого залива Клыков. Я восторгался прекрасными маленькими цветами, которые не боялись расцветать на самой кромке ледника. Эти цветы оживляли белоснежный ледяной мир Ниртгара.
Во время длинных белых ночей, когда безжизненные просторы озарялись блеклым сиянием неусыпного летнего солнца, я купался в блеске отраженного света. Я летал сквозь мерцающие леса световых отблесков, искал в них образы своих друзей и разных существ, видел цепи событий, как прошлых, так и будущих. За это время мне удалось глубже понять природу своих видений. Прежде всего, я понял, что не могу вызывать нужные картины простым усилием воли. Эти образы не приходили по заказу и не подчинялись моим требованиям. Казалось, они возникают по собственной прихоти, но вскоре я стал подозревать, что видения посещают меня именно в те моменты, когда я могу лучше всего постичь их смысл.
И все-таки картины мои не были рождены огнем. Они были всего-навсего отсветами отраженного света, и никогда не достигали чистоты и ясности образов, однажды открывшихся мне в лесном пожаре.
Я начал глубже задумываться о природе огня, и однажды, кружась в лучах отраженного света, вдруг увидел загадочную картину. Предо мной предстал тлеющий клочок мерзлого мха. Глубоко, в самой толще его, виднелась крошечная горящая искра. Я начал было дуть на нее, но тут же спохватился и выругал себя за глупость. Как я мог принять за реальность бесплотное видение? Однако некоторые видения можно было претворить в жизнь.
Не долго думая, я поднялся в небо, отлетел от ледника, сорвал клок мха и положил его на глыбу чистого льда. Затем я набрал мелких льдинок и рассыпал их вокруг мха, на манер ледяного гнезда, с тем лишь отличием, что мои ледяные осколки были расположены так, чтобы отбрасывать солнечные лучи прямо на мох. Таким образом, у меня получилась круглая камера, отражающая солнечный свет.
Мне не пришлось долго ждать. Очень скоро клочок серебристо-зеленого мха стал темнеть на глазах, а затем в воздухе заструился дымок, пахнувший уже знакомой мне гарью лесного пожара. Желудок мой так и подпрыгнул от радости, когда в глубине мха я увидел оранжевый отблеск. Затем показалось пламя. Настоящее пламя! Я впервые сам разжег огонь. Ледяные осколки начали таять, и я быстро отбросил их прочь, чтобы вода не погасила только-только начинавшее разгораться дрожащее пламя.
Вскоре я стал настоящим мастером по разведению «моховых костров». Много картин и образов открылось мне в пламени этих огней, и все они были несказанно яснее и ярче тех, что рождались в отражении солнца. По мере того, как я становился старше, видения мои стали пересекать границы времени и все чаще залетали в область, которую я назвал другим миром, не зависящим от движения солнца по небу и чередования фаз луны. Погружаясь в эти картины, я оказывался во вневременной Вселенной.
Было ли это волшебством? Не думаю. Возгорание огня подчинялось своим законам, не имевшим ничего общего с магией. Да, я обладал огненным зрением, но получение огня при помощи льда было делом разума и желудка.
С каждым разом я все отчетливее чувствовал, что открыл некую связь, не столько с магией, сколько законами природы. Честно сказать, меня это успокаивало. Я всегда стремился к закону, хотя и жил в беззаконной стране. Со временем мне стало казаться, что законы чем-то похожи на деревья, усмиряющие свирепую ярость ветров, и не случайно в нашем не знающем правил Ниртгаре свирепствовали такие жестокие бури, что совы совсем сбились с истинного пути.
В ту пору я не знал, какой долгий срок отделяет мои первые моховые костры от полета за опытом в край Далеко-Далеко…
Любезный мой читатель! Если ты читаешь эти строки через сотни лет после того, как они были написаны, то, наверное, тебе трудно представить чудовищную силу магии, бытовавшую в наши дни. Прежде всего, тебе следует иметь в виду, что в те далекие времена существовало гораздо меньше разновидностей птиц.
В самой глубокой древности, задолго до моего рождения, на свете был всего один вид певчих птиц, один вид морских птиц и один вид хищников. Через много тысяч лет в каждом виде появились свои разновидности. С тех пор на свете живут малиновки, соловьи, жаворонки и другие бесчисленные птичьи семейства.
Представляю, как трудно вам поверить в существование птицы, которая была бы одновременно и совой, и вороной! Вот уж невероятная смесь, не правда ли? Однако это правда. Постепенно, в течение бесчисленных лет эти «совороны», как их называли, разделялись на сов и ворон. Как ни странно, некоторым это так и не удалось. Вот эти-то оставшиеся совороны и превратились в хагсмаров.
Мускульные желудки у них были почти как у сов, да только будто бы вывернутые, исковерканные. Несмотря на примитивный мозг, хагсмары обладали могущественными и необъяснимыми способностями, которые я не могу назвать иначе, как магическими.
Я еще застал эпоху великой магии. Изучая огонь, я постепенно обретал новые силы, но прекрасно сознавал, что мне еще многому предстоит научиться. Жажда знаний влекла меня в край Далеко-Далеко, в страну извергающихся вулканов, где я собирался глубже проникнуть в природу огня. Я хотел научиться летать в теплых потоках, спиралью поднимавшихся от источника огня. Я хотел заглянуть в желудок самым горячим углям. Вас удивляет, что я говорю о желудке угля? Но для меня огонь всегда был живым существом, а значит, обладал телом.
Фенго
Во время своего первого пребывания в краю Далеко-Далеко, я не только больше узнал об огне, но впервые увидел страховолков, огромных существ, переселившихся в эти края несколько лет тому назад. Я помню свою первую встречу с Фенго так же ясно, как если бы она произошла вчера.
Вожак Фенго привел свой клан в Далеко-Далеко, когда понял, что страховолкам не выжить в Долгом Холоде, пришедшем на их родные земли. Фенго отлично знал территории Далеко-Далеко и, что самое главное, он разбирался в вулканах. В ту пору там было всего пять вулканов, впоследствии названных Священным Кольцом. Фенго обладал каким-то особым чутьем на эти вулканы, он различал их характеры, безошибочно угадывал периоды извержений и знал толк в углях, вылетавших из раскаленных горных пастей.
Я впервые увидел Фенго на гребне скалы. Взор его удивительных зеленых глаз был устремлен на вулкан, возвышавшийся в северной части кольца. Фенго не поздоровался со мной, но и не стал метить территорию, предостерегая меня от пересечения границы.