Я хочу мастурбировать.
Я очень, очень хочу мастурбировать.
И я не знаю как. Разве это не печально? Я имею в виду, что у меня есть общее представление: нельзя жить в школе для девочек в годы становления, не испытывая возбуждения и отчаяния, так что можете поспорить, что я пыталась мастурбировать. Проблема в том, что я пыталась, но ничего не добилась. Я просто расстраиваюсь еще больше, потому что хочу оргазма больше, чем хотела до того, как начала пытаться мастурбировать.
Я не думаю, что когда-либо испытывала оргазм.
Я знаю, вы, должно быть, думаете, что это глупо, но позвольте мне объяснить. В Уиллоу-Бранч есть лошади, и мы можем покататься на них. Однажды, когда я каталась, я поняла, что это действительно приятно. У меня не было иллюзий, что чувства, которые я чувствовала, когда лошадь бегала, были сексуальными. Я погнала кобылу галопом, и мне стало еще лучше. Я не думаю, что это был оргазм. Я думаю, это было просто приятно. Но кто знает?
Я скажу вам, что пока мы едем, меня охватывает довольно драматическое чувство удивления. Меня не держали дома шесть лет, но школа занимала практически весь остров, а это означало, что на самом деле там не было ничего, кроме школьной собственности. Есть большая разница между ездой на лошади и возможностью увидеть деревья, траву и случайных белок, и глядя в окно машины и видя здания, дома, машины и даже людей.
— Мы будем дома примерно через час. Я подумал, может быть, мы закажем пиццу, а затем посмотрим фильм или два, но если ты устала и хочешь просто отдохнуть сегодня, мы можем сделать это завтра, — говорит Дрейк.
Я не устала. Я вымотанная. Последние четыре ночи я не спала больше пары часов в сутки, настолько взволнованная и стремясь выбраться из школы, что сон просто не приходил. Я хочу прыгнуть прямо в кровать, положить голову на подушку и какое-то время оставаться без сознания.
Но я не ела пиццу с тех пор, как была маленькой девочкой, и едва могу вспомнить её вкус.
И я за шесть лет не видела ни одного фильма, который не был бы связан со школой!
Но больше всего на меня определенно влияет близость с Дрейком. Такое ощущение, что мои соски очень чувствительны. Между ног я тоже многое чувствую. Это приятное чувство, чувство, которое заставляет меня хотеть большего. Это очень похоже на катание на лошадях, приятно, и этого почти достаточно, чтобы я осталась довольна.
— Это было бы очень здорово, — говорю я.
— Что бы ты хотела посмотреть?
Я хихикаю.
— Я не знаю. Я так давно ничего не смотрела. Ничего подходящего для ребенка, ясно? Было так много ограничений на то, что я могла или не могла делать в школе. Я просто хочу быть взрослой. Это звучит глупо?
— Вовсе нет, — говорит он. — А что, если я просто позволю тебе выбирать фильмы.
— Действительно? – не знаю, что мной владеет, но я кладу руку ему на ногу. Я имею в виду, я не могу его обнять, когда он за рулем. Я кладу руку ему на ногу и говорю: — Ты серьезно?
— Конечно, — говорит он с улыбкой и неловко ерзает. У меня вообще нет опыта, но я думаю, что вижу, что у него в штанах становится твёрдо. Я убираю руку, стараясь не показать слишком очевидно, что я реагирую.
— Спасибо, папочка! – говорю я. В моей голове уже крутятся глупые идеи и надежды, которые просто не могут произойти.
За исключением того, что мой разум также бурлит от возможностей, мыслей о том, что, возможно, это может случиться, особенно если моя мать будет относиться к Дрейку так же, как она относилась к моему отцу.
Глава третья
Дрейк.
— Это красивый дом! — говорит Одри, как только мы входим внутрь. На самом деле это обычный, нормальный дом. Её энтузиазм подсказывает мне, что большую часть лет своего становления она вела чертовски аскетичный образ жизни.
Я злюсь всё больше и больше на её мать. То, как её мать говорила об этом, создавало впечатление, будто Одри училась в какой-то модной, дорогой школе-интернате, которая подготовила её к успеху. Может быть, Одри получила хорошее образование, я не знаю, но девушке не следует быть такой уж наивной и невинной.
— Спасибо, — говорю я. — И теперь это твой дом.
Она хихикает и говорит:
— Месяц или около того. Мама вернется домой и расскажет о своих великих планах на меня: это будет её способ найти мне другое жилье, чтобы ей не приходилось думать о моем отце.
— Ух ты, — говорю. — Ты правда думаешь, что это так?
— Конечно, — сказала она. — Я многое узнала о себе, когда мне пришлось пройти курс психологии для получения степени бакалавра. Я многое узнала о том, как все работает, и все встало на свои места. Мама не хотела заниматься сексом с моим отцом, и он бросил ее.
У меня отвисает челюсть.
Я в шоке смотрю на неё, и она краснеет до густого малинового цвета.
— Мне жаль. Я… я не привыкла к тому, что можно говорить в обычных разговорах. В школе были только я и девочки, и, поскольку на самом деле мы ничего не могли испытать, мы говорили обо всем. На уроках психологии это как-то называлось. Что это... Хм, я думаю, неуместное раскрытие информации. Может быть, неуместный обмен? Я не знаю, но мне жаль, что я так тебя шокировала.
Я качаю головой.
— Я в шоке, дорогая, но не из-за темы. Это не табу или что-то в этом роде, но я в шоке, потому что ты веришь, что именно поэтому твой отец бросил твою маму.