Повернулся и пошел.
Ищейка поглядел ему вслед, не зная, что сказать. Не зная даже, что подумать. Так и стоял среди могил, мок под дождем. Кто-то подошел, встал рядом. Красная Шапка всматривался в дождь, где расплывался черный силуэт уходящего Логена. Потом потряс головой, сжал губы.
– Никогда не верил слухам. О нем чего только не говорили, о Девяти Смертях. Я все думал, врут. А теперь верю. Говорят, он тогда сына Круммоха убил, в горах. Без всякой причины пропорол, будто жука раздавил. По мне, так хуже человека на Севере нет. Он даже хуже Бетода. Злобный ублюдок, как есть.
– Точно знаешь? – рявкнул Ищейка, злобно уставившись на Красную Шапку. – А мне на тебя нассать, жопа ты! Тоже мне, гребаный судья выискался!
– Да я же так просто сказал… – Красная Шапка уставился на него. – Ну, это… Я думал, мы с тобой об одном подумали.
– Значит, не об одном. У тебя в голове мозги с горошину, больше одной мысли не помещается. Думал он! Да ты хорошего человека от плохого не отличишь, хоть бы тебя всего обоссали.
Красная Шапка заморгал.
– Ага, верно. Это я неправильно подумал.
Он отступил на шаг и ушел под дождем, качая головой.
Ищейка смотрел ему вслед, сжав зубы. Ему хотелось кому-нибудь врезать. Знать бы только кому. А больше никого рядом и не было, один он. И мертвые. Наверное, так всегда бывает, когда битва заканчивается, а тот, кто выжил, ничего, кроме битвы, не знает. Он дерется сам с собой.
Он втянул в легкие холодный сырой воздух, хмуро поглядел на могильный холмик Молчуна. Задумался, а сможет ли он сам отличить хорошего человека от плохого? И в чем между ними разница.
Наступило серое утро, в саду было холодно и мокро. Ищейка стоял и думал о том, что раньше все было лучше, чем сейчас.
Не то, что ты хотел
Тонкий солнечный луч прокрался сквозь занавеси и осветил смятую постель. В луче плясали пылинки. Глокта попробовал перевернуться и поморщился от боли. В шее привычно щелкнул позвонок.
«А вот и первый спазм».
За первым последовал второй. Боль пронзила левое бедро, едва он улегся на спину. Дыхание перехватило. Боль проползла вниз по позвоночнику и прочно обосновалась в ноге.
Он застонал и осторожно попытался двинуть щиколоткой, а потом разработать колено. Боль немедленно усилилась.
– Барнам! – позвал он.
Он сдвинул простыню и учуял привычную вонь.
«Ничто так не повышает работоспособность, как собственное говно с утра пораньше».
– Барнам!
Он стонал и скулил, разминая иссохшее бедро, но все без толку. Боль росла и ширилась. Судорогой свело жилы в изувеченной плоти, изуродованная ступня без пальцев жутко трепыхалась.
– Барнам! – заорал он. – Барнам, ублюдок! Дверь!
Из беззубого рта капала слюна, слезы заливали дергающееся лицо, пальцы впились в измазанную простыню.
В коридоре послышались быстрые шаги. Дверную ручку подергали.
– Заперто, придурок! – процедил он сквозь сжатые десны, сотрясаясь от гнева и боли.
Но, к его большому удивлению, ручка повернулась, и дверь открылась.
«Что за…»
Арди бросилась к кровати.
– Убирайся, – прошипел он, закрывая лицо и отпихивая вонючую простыню в бурых пятнах. – Убирайся отсюда.
– Нет.
Она вырвала простыню у него из рук. Глокта сморщился, ожидая, что сейчас она побледнеет, отшатнется, приложит ладонь ко рту, сдерживая крик отвращения, глаза широко распахнутся от ужаса.
«Я вышла замуж за это… перемазанное дерьмом чудовище?»
Арди угрюмо посмотрела на него, взялась за изувеченное бедро и что было сил надавила большими пальцами.
Он охнул, забился и попытался вырваться из цепкой хватки. Два очага острой боли жгли огнем в самом центре судорожно натянутых жил.
– А, твою мать… ты…
Вдруг напряженные мышцы обмякли. Глокта бессильно растянулся на кровати.
«И теперь почти не стыдно, что я весь в говне».
Он лежал так некоторое время, совершенно беспомощный.
– Я не хотел, чтобы ты меня видела… таким.
– Поздно. Ты на мне женился, помнишь? Мы одно целое.
– По-моему, от этой сделки я получаю больше.
– Ты мне жизнь сохранил.
– Ну, девушки не о такой жизни мечтают. – Он смотрел, как солнечный луч касается ее смуглого лица. – Я знаю, что не такого мужа ты себе желала…
– Я всегда хотела замуж за человека, с которым смогу танцевать. – Арди пристально посмотрела на него. – Но думаю, что ты мне больше подходишь. Мечты – занятие детское. Мы с тобой оба взрослые.
– Как видишь, дело не только в отсутствии танцев. Не нужно тебе было это делать.
– Я хочу это делать. – Она взяла его лицо в ладони, резко повернула к себе. – Я хочу быть полезной. Хочу быть кому-то нужной. Ты это понимаешь?